Для сложных условий эксплуатации. Ферритовая память ЭВМ “Урал”
Ферритовая память ЭВМ “Урал”

Для сложных условий эксплуатации

Свое техническое задание на разработку субмодуля У-3925 и модуля ферритовой памяти У-3225 перед утверждением заместителем Министра радиопромышленности я был вынужден согласовать с НИЦЭВТом. Отделением оперативной памяти в нем уже руководили не Валерий Осокин и Алексей Федоров, а малознакомые мне специалисты, с которыми договориться было сложнее.

Нужные подписи можно было получить лишь под моё обязательство, подтверждённое руководством Пензенского НИИММ, заняться разработкой ферритовой памяти для машины «Бета-3М». Главным конструктором ее был заместитель главного инженера НИЦЭВТа Виталий Иосифович Штейнберг.

Мне сказали, что ферритовое устройство заменит неудавшийся в разработке в Пензенском НИИВТ магнитный барабан НМБ-12. Предстоит обеспечить работу нового устройства в ЭВМ, функционирующей на гусеничном ходу при температуре от -40 до +50 градусов Цельсия. Более того, выдвигалось требование весьма низкого энергопотребления устройством.

Губить свою работу по устройствам У-3925 и У-3225 мне было нельзя: отдел остался бы без своей тематики. Я считал, что сужающаяся сфера применений ферритовой памяти могла еще удерживаться в области особо неблагоприятных условий: механических, климатических, радиационных и др. Казалось, что и дирекция предприятия в пору затянувшегося поиска точки приложения сил "уральского" коллектива сможет найти здесь свою, пока ещё не слишком занятую "нишу".

По давнему своему правилу я начинал разработку лишь после того, как у меня созревал хотя бы один вариант реализации изделия, удовлетворяющий требованиям технического задания. Так было и теперь. В решении этой задачи мне представлялось целесообразным использовать комплексный подход. А именно:

  • использовать ферритовую память с выбором 3D, 3W;
  • принять мультимодульное построение устройства;
  • снизить разрядность слов, с которыми устройство оперирует в одном цикле;
  • применять логические микросхемы с низкой потребляемой мощностью;
  • в схемах обрамления применять преимущественно микросхемы и интегрированные компоненты;
  • учесть при построении схем и при расчете энергопотребления допустимость группового (страничного) принципа доступа к данным;
  • использовать селективное питание модуля на время обращения к нему за группой данных, выводя его из «спящего» режима: ферритовые сердечники хранят информацию без потребления энергии сколь угодно долго;
  • попытаться использовать селективное импульсное питание отдельных схем выбранного модуля для снижения энергопотребления.

По просьбе Анатолия Тюрина, курировавшего эту разработку, я доложил об этом директору НИЦЭВТа А.М Ларионову. После смягчения требований по информационной емкости до уровня 600 Кбайт и по потребляемой мощности до 300-400 Вт оба технических задания, как сказали бы теперь, "пакетом" были подписаны, а я был назначен руководителем ОКР («Спин»), главным конструктором устройства. Заместитель Министра Н.В. Горшков, подписавший технические задания, представляя меня на "высоком" совещании назвал главного конструктора нового устройства одним из лучших разработчиков ферритовой памяти в стране, подчеркнул достоинства "спасительного" ферритового варианта внешней памяти и пообещал обеспечить помощь на высоком министерском уровне. Начальник Главка Виталий Юхновец, проинформированный о большой заинтересованности НИЦЭВТа в такой памяти, заслушав моё сообщение о предполагаемых решениях, в присутствии главного инженера Андрея Невского заметил, что успешное завершение разработки внешней ферритовой памяти повлечёт за собой, по меньшей мере, награждение орденом Главного конструктора. Расценив это как показатель важности начинавшихся работ, я сделал это замечание "достоянием гласности" на нашем предприятии. Возможные негативные последствия для меня такого сообщения мною, к сожалению, не учитывались.

Вскоре в НИЦЭВТе, в отделении Адольфа Кондрашова, однокурсника В. Мухина, состоялась защита технического проекта машины «Бета-3М». Меня как будущего контрагента пригласили выступить на заседании комиссии с пояснениями своих предполагаемых решений по ожидаемому проектированию ферритового устройства, аналога магнитного барабана. Неожиданно, за этим последовало приглашение на Фрунзенскую набережную, где старший офицер, представитель Заказчика машины, конфиденциально предупредил, что меня втягивают в грязную интригу с неприятными последствиями: НИЦЭВТ срывает сроки поставки всего изделия и намеревается отвести карающий "свыше" удар от себя. Нужен «стрелочник». Эта роль отводится мне.

Убедить-то убедил, но и бросить свой отдел на произвол судьбы я не мог. Решил подстраховаться: при заключении договора я вынудил НИЦЭВТ согласиться поставить нам схемы (МЦ206) своей незавершенной еще разработки и плоские блоки матриц ПБМ16К, намеченные к применению в МОЗУ машины: мы оказались "в одной связке"!

Сложность решения поставленных в работе задач признавалась на всех уровнях, до заместителя Министра включительно. Было бы правильнее провести скоротечную НИР, но по «политическим» причинам такое мое предложение не было принято. Работа считалась срочной, но договор с НИЦЭВТом на ОКР «Спин» удалось заключить не ранее марта 1976 года.

Первый этап работы - технические предложения. Суть моих предложений руководители нашего НИИММ знали, не возражали, но почему-то предложили москвичам приехать в Пензу для собеседования. Приезжал с представителями Заказчика Анатолий Тюрин, курировавший нашу работу со стороны НИЦЭВТа: они одобрили наши технические предложения. Этап ОКР согласован с нашим представителем Заказчика и принят НИЦЭВТом. Началось эскизно-техническое проектирование.

После сдачи летом этого года кандидатского экзамена по специальной дисциплине меня приняли в аспирантуру НИЦЭВТа (без отрыва от производства) и утвердили тему диссертации «Исследование и разработка схем системы памяти на ферритовых сердечниках квазимегабайтовой емкости с потребляемой мощностью 100 Вт для мобильных ЭВМ». Работа по «Спину» приобрела и диссертационный интерес. Это стало известно в ПНИИММ.

Сопоставление требований технического задания на МОЗУ машины «Бета-3М» и на наше устройство, условно названное как У-3233, показало, что последнее должно превосходить по плотности упаковки в два раза, по приведенному к биту энергопотреблению в 7 раз.

Мы стали собирать информацию о зарубежных устройствах памяти для сложных условий эксплуатации. Нашли рекламного характера статью (Electronic Design. №22, 1975, p. 40), в которой сообщалось о случаях вытеснения памятью на ферритовых сердечниках запоминающего устройства на магнитном барабане. Это делалось с целью обеспечения лучшей надежности в сложных эксплуатационных условиях. В статье речь шла, в частности, об устройстве ферритовой памяти емкостью 4Мбита машины L -30 фирмы Litton Data Systems Inc . Детали технических решений мы не знали.

Удалось собрать (весьма скудные) сведения о модулях ферритовой памяти SEMS -9 (3D, 3W, 64 Kbytes, -55…+85 C), COFCOR 65 (32 Kbytes , -50…+100 C ), 4 Pi (3 D ,3 W , 32 Kbytes , P =85/13Вт, -55…+80 C ), MCM (2,5D, 3W, 16…64 Kbytes, P=124/74 Вт, -55…95 C) и о других модулях фирм IBM , Data Products , Siemens , AMPEX , EMM . Чтобы получить представление, какие используются в модулях ферритовой памяти специальные и логические компоненты, пришлось найти и изучить каталоги D. A. T. A., фирм TI, Motorola, National Semiconductor и др. У зарубежных разработчиков модулей ферритовой памяти был широкий выбор компонент. Трудно не испытывать чувство «черной» зависти к коллегам.

Копирование зарубежных микросхем уже было доминирующей линией в развитии отечественной элементной базы для вычислительной техники. Знакомство с каталогами зарубежных схем позволяло нам получить представление об ожидаемых новинках, но следовало иметь сведения о плановых сроках появления микросхем, представляющих интерес для нашей разработки. На своем предприятии таких данных не было, поэтому пришлось командировать своих сотрудников. В зеленоградском Центральном бюро применяемости микросхем смогли получить очень скудную информацию. Отправились к разработчикам микросхем. Ю. Саксонов, сообщил, что на ленинградской «Светлане» завершается разработка интересовавших нас четырехразрядного счетчика, четырехразрядного регистра сдвига, дешифратора на 8 выходов и сдвоенного селектора 1 из 4-х аналогов маломощных, быстрых схем 74 LS /54 LS . Стало известно, о разработке в Тбилиси аналога схемы 74145, дешифратора на 8 выходов с током нагрузки до 80 мА. В. Служеникин сообщил о разработках ключей напряжения в НИИ «Авангард». Получили сведения из Минска о расширении серии 133 микросхемами СИС (дешифраторами, счетчиками, регистрами и др.). В НИИМЭ (Зеленоград) ведущий разработчик микросхем обрамления ферритовой памяти А.П. Голубев сообщил мне, что им готовится выпуск аналогов микросхем SN 74326 и SN 74327, содержащих каждая по четыре ключа тока величиною до 600 мА. В Томилино К.П. Полянин пояснил состояние с разработками микроэлектронных стабилизаторов напряжения, «Енисеев» в частности. С помощью таких микросхем я намеревался селективно запитывать схемы обрамления ферритового куба на время обращения к модулю памяти за «страницей» данных, обеспечивать «спящий» режим. Как в показанной схеме, так и в схемах серийных 142ЕН1,2, был вход (контакт 8) для выключения/включения стабилизированного напряжения. На предприятии был отчет о разработке стабилизаторов с током нагрузки до 1А, с напряжением стабилизации от 3 до 30 В.

С Владимиром Юсуповым стали оценивать построение модуля памяти на микросхемах серии 169, статическую составляющую потребления которых (до 300 мВт) попытались снизить за счет использования селективного адресуемого импульсного питания микросхем модуля с помощью управляемого ключа на транзисторах матриц 2ТС622А.

Идеальной микросхемой представлялась SN 55329. В ней 8 пар ключей тока (до 400 мА) с дешифратором на 8 выходов, потребляемая мощность в состоянии покоя 30 мВт (Электроника. №21, том 45). Поскольку была обещана помощь на министерском уровне, мы направили заявку на копирование схемы в МЭП. Сроки копирования аналога - в среднем были до 6 месяцев. Так что был шанс получить такую схему. Результат был бы превосходным. Достигалась требуемая компактность, обеспечивалась наивысшая надежность и устойчивость к механическим воздействиям, удовлетворялось бы и требование по энергопотреблению. Разработчики полупроводниковых приборов утверждали, что «корпусирование» является наиболее дорогой операцией, поэтому повышение степени интеграции – это и путь к снижению стоимости. Несомненно, схема нашла бы широкое применение и в других изделиях. И это дополнительно снизило бы ее стоимость.

Схемы на транзисторных ключах тока с трансформаторной входной связью в течение многих лет были доминирующими в цепях возбуждения шин ферритового куба (БНФ-1, У-451, У-3945, Store 333 M , ЕС-3203 и другие), причем использовались навесные трансформаторы, дискретные диоды и транзисторы на печатных платах. Теперь же действовал приказ МРП о переходе на гибридную технологию изготовления специальных схем. Была и публикация о новых методах конструирования запоминающих устройств с микроэлектронным обрамлением (Электронная техника, сер. 11, вып. 1, 1975). В «Авангарде» (Ленинград) при использовании гибридной технологии сумели радикально минимизировать размеры такого ключа. В одном 29-контактном корпусе микросхемы 248АА1 поместили четыре ключа. Отмечу, что в схемах модуля ферритовой памяти можно всегда так распределить ключи, что одновременно будет выбираться лишь один ключ микросборки, поэтому проблем с отводом тепла не будет. В модифицированном варианте микросхемы 248АА1 использован 15-контактный корпус 153-15-1 с допустимой мощностью рассеяния 1 Вт. По нашим сведениям, в 1976 году уже велось изготовление 10000 микросхем 248АА1, и наши потребности можно было бы удовлетворить.

Выбор ключа микросхемы было желательно осуществлять с использованием аналога микросхемы среднего уровня интеграции SN 54145/5445 (выходное напряжение – до 15/30 В., допустимая мощность рассеяния – 215 мВт.). Такие микросхемы применялись в модуле ферритовой памяти для сложных условий эксплуатации Store 333 M (8Кх2 байт). M . A . Malloney и S . Murahashi ( Computer Design , №5, 1974) сообщили, что использование схемы в их модуле памяти привело к уменьшению количества используемых микросхем на 150 шт. Впечатляющий результат! НИИИ (Тбилиси) соглашался поставить нам такую микросхему при условии передачи им зарубежного образца.

У нас была возможность в секторе В. Мошенского, не имевшего (кроме наших) каких-либо заказов на гибридные микросхемы, изготовить и микросхемы 248АА1 и свою гибридную микросхему, содержащую бескорпусной аналог микросхемы SN 55145 и бескорпусные компоненты двух микросхем 248АА1. Таким образом, в одном корпусе мы имели бы 8 ключей тока со схемой возбуждения и дешифрации. Привлекательной особенностью таких решений было желанное низкое значение постоянной составляющей энергопотребления.

В процессе технического проектирования оказалось, что и задача удвоения плотности размещения компонент в модуле побуждала к такому решению. На дискретных компонентах нами проверялась работоспособность подобных схем.

Для подстраховки от возможного срыва работ по описанным перспективным направлениям просчитывался вариант реализации схем обрамления на интегрированных компонентах типа 2ТС613А и других. Технические решения нами были в определенной степени уже проработаны при проектировании модуля У-3945. В МОЗУ машины «Бета-3М» предполагалось использовать 66,2 процента интегрированных компонент и микросхем. Путь уже проторен!

Для машины «Бета-3М» на заводе «Прогресс» осваивалось производство плоских блоков матриц ПБМ емкостью 16Кх2 бита на залитых эластичным компаундом (Вопросы судостроения. Серия ВТ, №7, 1975) ферритовых сердечниках с внешним диаметром 0,6 мм. Сердечники сортировали на автоматах, разработанных коллективом В.Г. Желнова и изготовленных на заводе «ВЭМ». Представлялось вполне естественным использовать в устройствах памяти машины однотипные блоки матриц.

У нас был многолетний успешный опыт размещения непосредственно на блоке матриц диодного дешифратора выбора координатных шин. По этому пути пошли и наши конструкторы. Эффективность использования в дешифраторе интегрированных матриц типа 2Д908А, 2Д917А вне сомнений. Расчетная надежность дешифратора была настолько высока (среднее время между отказами свыше 10000 часов), что позволяла использовать паянные соединения.

В машине планировалось использовать ТЭЗы с многослойными печатными платами и с осваиваемыми заводом разъемами «Янтарь». Ударная и вибрационная устойчивость ТЭЗов машины, как мне сказали москвичи, еще не была проверена. Наши конструкторы, если и были заняты, то лишь бессмысленной работой по МВК. Поэтому я предложил построить макет модуля в виде пакета многослойных печатных плат, на внешнем контуре которых находились бы рамки с контактами для межплатных связей (по типу ПБМ). Обилие контактов позволяло выполнять межплатные связи простым спаиванием напротив лежащих контактов, без навесного проводного монтажа, за исключением совсем небольшого количества цепей, преимущественно интерфейсного характера. Малая высота микроэлектронных компонент позволяла даже двустороннее размещение элементов на многослойных печатных платах. Этот вариант в отношении механической прочности и устойчивости к вибрационным нагрузкам представлялся весьма перспективным и для других, даже более сложных условий эксплуатации.

Для работы с ПБМ-16К в НИЦЭВТе разрабатывалась микросхема МЦ-206 с нестабильностью порога срабатывания до 2 мВ.. По сведениям А.П. Голубева ожидалось появление микросхем 174УЛ5 и 174УЛ6, правда с нестабильностью (4 мВ) вдвое большей, чем в схемах SN55236 для схожих условий эксплуатации. Мы оформили заявку на аналог SN 55236, но решили начать с применения микросхем серии 169, выпускавшихся заводами и уже опробованных нами на модулях памяти У-3203.

Для решения текущей задачи достаточно было добиться успеха хотя бы в одном варианте, но экспериментальные сведения по другим послужили бы "на перспективу". У заказчика была потребность и в устройстве памяти с вдвое большей информационной емкостью.

В предусмотренном нами режиме диагностики все регистры модуля замыкались в кольцо, по которому информация о состоянии регистров последовательно выталкивалась для анализа и возвращалась обратно. Нами предлагался своеобразный "планшет", с помощью которого облегчалась бы автономная диагностика модулей памяти с высвечиванием выталкиваемой информации.

Для связи с машиной предусматривался блок сопряжения. В его состав включили и преобразователи напряжения из первичного пульсирующего величиною 27 В, и средства управления питанием. С помощью схем блока сопряжения можно было представить разрабатываемое устройство ферритовой памяти как магнитный барабан или иное внешнее устройство, подключаемое к машине стандартным образом. Определенный интерес для меня представляла работа, которую опубликовал E. G. Koffman (Journal ACM. Vol. 16, №1) по анализу работы магнитного барабана в «страницированной» ЭВМ. При этом, я считал, включение питания фрагментов схем нашего устройства можно представлять как включение магнитных головок для доступа к информации. Первоначальное же использование – в виде устройства оперативной памяти большой емкости. Основные исполнители проекта – электрики Константин Юренков, Владимир Юсупов, Владимир Петров, Геннадий Кручинин (на снимке), Юрий Шумкин, Юрий Филатов, Анатолий Кузнецов и др.

Конструкторы Владимир Стёпушкин и его коллеги находились в другом отделении, руководимом Михаилом Князевым. Там же находились и трассировщики связей в многослойных печатных платах (МПП). Они прорабатывали варианты конструкции, которые могли бы использоваться в заданных сложных условиях эксплуатации и обеспечивали бы наибольшую площадь для размещения компонент электроники обрамления. Помимо варианта с использованием ТЭЗов с двухэтажными многослойными печатными платами, рассматривался вариант книжной конструкции модуля и упомянутый выше пакетный вариант. Последний в некоторой степени похож на исполнение машины BR -1018 (Преснухин Л.Н. и др. Основы конструирования микроэлектронных вычислительных машин. М., Высшая школа, 1976) или изделия А-40, показанного на снимке.

Технолог Лидия Барышева настойчиво работала над освоением изготовления МПП.

Многокритериальное сопоставление вариантов модулей памяти я выполнил с использованием метода Б.И. Белова, относящегося к теории исследования операций, которая имела для меня и диссертационный интерес.

В подготовленной нами на 324 страницах пояснительной записке к эскизно-техническому проекту 21 раздел, в том числе:

  • Назначение и область применения устройства;
  • Технические характеристики устройства и предлагаемые направления работ;
  • Вариант реализации модуля на монолитных схемах;
  • Вариант реализации модуля с использованием гибридных схем;
  • Вариант реализации модуля с использованием интегрированных компонент;
  • Блок сопряжения;
  • Конструктивные варианты;
  • Технология;
  • Контрольно-измерительная аппаратура;
  • Организация работ;
  • Технико-экономические показатели.

В пояснительной записке приведены 45 электрических схем, не менее 15 чертежей, 17 таблиц с данными по микросхемам, их энергопотреблению и по расчетным параметрам модулей.

С разработанным техническим проектом я познакомил Альберта Тегеля, к этому времени уже имевшему опыт работы как с «уральскими» модулями ферритовой памяти, так и с ЭВМ. Его независимое и объективное суждение, высокая профессиональная квалификация способствовали моему выбору в качестве неофициального оппонента. По моей инициативе было проведено "слушание" и обсуждение проекта с участием не только своих основных исполнителей, но и специалистов "внешних" подразделений: Владимира Цыганкова, надёжников и др. Пришел и начальник отделения Щипанов.

Запомнилось выступление Альберта Тегеля, в котором он сказал, что никогда ещё ему не приходилось знакомиться с таким глубоким и убедительным отчётом. Обсуждение было оживлённым и деловым. Проект одобряли. Но я обратил внимание на негативную реакцию моего непосредственного начальника, обычно не вникавшего в разрабатываемые технические решения.

С проектом были ознакомлены представители Заказчика В.С. Безяев, К. Билюкин и др. На защиту проекта приезжал из НИЦЭВТа Вениамин Левшин, со свойственной ему уверенностью не только одобривший проект, но и отметивший, что представленные материалы достойны к представлению на защиту кандидатской диссертации. Этап эскизно-технического проекта был принят в марте 1977 года. Задержка срока не превышала трех месяцев. И по «Банку», и по «Бета-3М» срывы были огромными, исчисляемые многими кварталами и годами.

Теперь на предприятии особо важных гостей (Л.В. Смирнова и Горшкова из ВПК, Министра П.С. Плешакова, визитёров из ЦК КПСС) вели не на машину, как в добрые "рамеевские" времена, а к нам, ферритчикам, разработчикам роботов и к оптоэлектронщикам. Частым гостем в моём служебном кабинете теперь стала моя дочь Нина, студентка-практикантка Пензенского политехнического института - так много лет уже пронеслось со дня приезда в Пензу!

Начался этап разработки экспериментального образца без приемки Заказчика.

Я был убеждён в конечном успехе работы: уже более 20 лет успешно руководил разработкой ферритовых устройств памяти, коллектив моих разработчиков сложился давно, приобрёл большой опыт разработок, и текущие задачи ему были "по плечу".

Взаимодействие с коллегами по московской машине Адольфом Федоровичем Кондрашовым, Анатолием Тюриным, Вениамином Левшиным (все выпускники МЭИ), Виталием Кузьминым и др. было деловым, с полным пониманием наших решений.

Владимир Степушкин подготовил книжный вариант для механических и климатических испытаний. Поместили резисторные имитаторы тепловыделяющих микросхем на платы и приступили к испытаниям своей разработки.

Был подготовлен и пакетный вариант модуля к аналогичным испытаниям.

Разработали вариант пакетного модуля с удвоенной информационной емкостью. Заказали контактные гребенки и конструкторы принялись раскладывать компоненты и трассировать связи в МПП. Ручная трассировка оказалась сложной, программную трассировку надо было санкционировать, но продолжала «путаться под ногами» трассировка ТЭЗов МВК. Щипанов нужного нам приоритета не назначил, если не сказать больше.

Обстановка же в НИИММ продолжала ухудшаться. Заболел главный инженер А.Н. Невский, да так, что уже не смог работать до ухода с работы по инвалидности (декабрь 1978 г.). Для меня это большая потеря. С ним всегда можно было найти взаимопонимание, поддержку. Состояние больного не улучшалось. Запросили помощь в военно-медицинском ведомстве. Приехавший генерал осмотрел нашего больного, поругал пензенский медперсонал, подбодрил больного и предложил лечиться в Центральном военном госпитале им. Бурденко. Я навестил Невского на Госпитальной, рядом со студгородком МЭИ. В двухместной палате была и Фрида, жена Андрея. Лучшей сиделки-няни было не найти. Самочувствие улучшалось, но больной, по моему мнению, нуждался в моральной поддержке. Я позвонил Баширу Искандаровичу, рассказал о состоянии больного и попросил навестить, поддержать Андрея. По своему опыту знаю, он сумел бы это сделать. Услышал обещание приехать, но оно, как мне стало известно, почему-то осталось не выполненным.

Продвижение заявок на разработку микросхем аналогов SN 55329 и SN 55236 застопорилось: наш Главк не обеспечил присутствия представителя НИИММ на рассмотрении плана работ МЭП, и заявку отложили. Дело можно было еще поправить. Но институтские службы самоустранились, многочисленные попытки К. Юренкова исправить положение оказались безуспешными. Что мог сделать начальник сектора без серьезной поддержки института. Ему даже не разрешили выехать в Москву, сославшись на более важные пензенские дела.

В институте новый начальник отдела снабжения, надо «выбивать дефицитные материалы для МПП и комплектующие, но работа «пробуксовывает». Куратор снабженцев – новый замдиректора по общим вопросам – не помог.

В отделении должны аттестовать участок изготовления гибридных схем с выходом 1000 микросхем в год, но к нам в отдел микросхемы ни с четырьмя ключами (по схеме 248АА1), ни с восемью не поступают.

Для пакетного варианта конструкции с увеличенной информационной емкостью нужно изготовить в опытном производстве контактные гребенки: директор констатирует – идет сплошной брак. И после констатации дело не улучшилось.

В нашем НИИ все еще не умели изготавливать многослойные печатные платы даже для обычных условий эксплуатации. В связи с этим особое беспокойство у меня вызывала технология многослойного печатного монтажа, которая бы обеспечивала работоспособность нашей системы памяти в заданных суровых условиях эксплуатации. И я много времени тратил на знакомство с состоянием технологических дел в НИЦЭВТе, беседовал с технологами, посещал их кладовые и подбирал подходящий материал для МПП: работа "штатных" служб ПНИИММ была бесплодной. А по Михайлу Ломоносову: «Если (энергия) в одном месте присовокупится, то в другом убудет». Мое место среди разработчиков памяти слишком долго пустовало. Такая работа стала тяготить меня.

В феврале 1978 года были уволены технолог Л. Барышева и начальник опытного производства Чекунов, но не за отставание по освоению МПП, а по причине выявленных милицией финансовых нарушений.

Щипанов способствовал утечке с наших работ нескольких специалистов, а с марта 1977 года в тайне от меня, в другом подразделении организовал альтернативную разработку модуля на дискретных элементах, словно они могли чем-то помочь разработке. При Рамееве такого не было!

За недочеты по теме «Спин» на совещаниях у заместителя Министра в моем присутствии каждый раз в грубейшей и унизительнейшей форме Буркову устраивали разнос, объявили выговор, но "дома" директорской помощи не прибавлялось. Он сказал мне, что не будет «выворачиваться наизнанку», а сам вел себя так, словно досиживал в кресле директора последние дни. Не было никакой координации работ подразделений института по теме «Спин». Поведение директора вызывало у меня нараставшую тревогу, но что я мог сделать?

Юрий Филатов разрабатывал устройство контроля У-3728, Геннадий Балыков – систему питания, Константин Юренков со своими коллегами «днем и ночью» вел наладку первых плат пакетного варианта с увеличенной информационной емкостью.

Настала пора получать микросхемы "файзулаевского" канала считывания МЦ206, что предусмотрено было договором. А в НИЦЭВТе дела, как по этой ИМС, так и по машине шли не так быстро, как было "прописано", и нужно очень высокому начальству. Скрытая вначале пружина упоминавшейся выше интриги стала теперь всё более заметно раскручиваться: понадобился "стрелочник" на стороне.

К моему огорчению, её участниками стали не только московские чиновники, но и некоторые сотрудники в ПНИИММ! Грязные "страстишки" невозможно было проявить при Б.И. Рамееве: теперь грязь стала обнажаться. Поступки и время "проявили" их имена в полной мере. Кульминационный момент должен был наступить на совещании, которое решил провести Министр П.С. Плешаков с участием руководителей НИЦЭВТа, высокопоставленных представителей Заказчика и своего министерского окружения, курировавшего разработку московской машины. Моё участие в совещании не планировалось. Но представитель ЦК КПСС, приехавший в Пензу накануне совещания, после моего рассказа о состоянии работы по теме "Спин" решительно потребовал в директора ПНИИММ направить меня на это совещание. Он, видимо, знал о подготовленном решении и полагал, что его авторы игнорируют истинное положение дел, и мне следует защищать самому своё детище и себя.

9 мая мая 1978 года совещание в НИЦЭВТе вел сам Министр. Оно шло по строго деловому руслу, с полным пониманием дела, с вопросами и репликами: не возникало сомнений, кто здесь хозяин положения. П.С. Плешаков осмотрел представленные НИЦЭВТом демонстрационные материалы и заметил, что они почему-то не изменились со времени технического проекта машины (1975 г). После доклада по машине ("центр" ещё не вышел из стадии изготовления) Министр сказал, что хочет послушать разработчика нового устройства «Спин», с которым он не знаком. Я поднялся и спросил, сколько времени мне даётся на сообщение по своему устройству. Не без удивления услышал, что доклад не нужен, Министр сам будет задавать вопросы. И они последовали: структура системы памяти, основные ожидаемые характеристики, используемые компоненты, средства обеспечения надёжности, устойчивости к внешним факторам, способы тестирования и диагностики в условиях эксплуатации, трудности проектирования и изготовления. Я отвечал словно на исповеди. И отметил, что при защите технического проекта по машине не было даже утверждённого задания на моё устройство, а теперь защищён уже технический проект. Министр резюмировал: вопрос ясен, работу (обращаясь ко мне) продолжать, а подготовленное решение совещания переделать: авторы не разобрались в состоянии дел и "крутые" меры не нужны. Заместитель министра, курировавший всю работу и готовивший с сотрудниками Главка это совещание, успел высказать свою реплику: "многие знают, Смирнов действительно умеет хорошо докладывать" и тут же осёкся под взглядом министра. Присутствовавший В.В. Пржиялковский заявил, что он готов нести ответственность за состояние работ.

Сразу же после совещания главный инженер Главка очень раздражённо "отчитал" приставленного ко мне Щипанова за нерасторопность и бесплодность в оговоренных между ними действиях, что привело к досадному "конфузу" на совещании. Моего имени не называли (я сидел рядом), но было совершенно понятно, что имеет место определённый сговор против меня лично: всю работу по теме "Спин" остановить уже было на их уровне невозможно. Хотя меня поддержал "сам" Министр, я возвращался в Пензу с неприятными чувствами: группа "сдающих" оказалась опасно сильной.

Август 1978 года. ПНИИММ в затяжном кризисе: девятый год серийное производство не получает от "уральского" коллектива ЭВМ третьего поколения. Робкие попытки Владимира Устинова привлечь внимание к нарастающей потребности в мини-ЭВМ типа PDP-11 и им подобных игнорируются. Первые образцы микропроцессоров и готовность Владислава Гринкевича привлечь меня к работам НИЦЭВТа в этой перспективной области вычислительной техники оставляются без внимания. Вместо традиционного проектирования вычислительных машин "тихой сапой" насаждается формирование АСУ на базе чужих "кирпичей" (изделий ЕС ЭВМ).

Идёт вынужденное перепрофилирование разработчиков предприятия для работы в новой для них области. Закончилась последняя наиболее успешная «уральская» работа по автомату КФА-2, и коллективу В. Желнова под давлением дирекции предприятия предстоит глубокое перепрофилирование с выходом в такую область работ, где возможность положительных результатов конструирования (с выходом в серийное производство) в местных условиях представлялась более чем проблематичной. Работы по гибридной технологии изготовления специальных микросхем кроме меня уже никого не интересовали, и судьба технологического подразделения фактически оказалась предрешённой.

Моя попытка новыми техническими решениями по внешней ферритовой памяти создать некоторый задел, чтобы отодвинуть время прекращения последних разработок в технике ферритовых запоминающих устройств, воспринимается начальством ПНИИММ весьма своеобразно. Вопреки указанию министра, но с ведома главного инженера нашего Главка летом 1978 года оно упорно ведёт курс на моё устранение от руководства разработками памяти, игнорируя мой более чем двадцатилетний опыт конструирования ферритовой памяти на предприятии.

В начале августа 1978 года директор под предлогом истечения срока моих обязанностей начальника отдела (конкурсный характер этой должности был у нас всегда сугубо формальным) принимает решение о их прекращении и о передаче наших секторов в другой, непрофильный отдел. Сообщаю об этом по телефону Баширу Искандаровичу.

Я покидаю ПНИИММ, сознавая, что новых разработок ферритовой памяти, как и машин "Урал", там больше никогда не будет.

11 августа 1978 года уволен по статье 29 п.5 КЗОТ РСФСР и в порядке перевода 21-ого принят в НИИВТ на должность старшего научного сотрудника.

25 сентября директор госпитализирован, 22 декабря А.Н. Невский ушел на пенсию по инвалидности, 11января 1979 года В.И. Бурков умер.

Вместо эпилога

Из книги «Ферритовая память ЭВМ “Урал”». Пенза, 2006 г.
Перепечатываются с разрешения автора.