Воспоминания

[1]

М. Трахтенброт

Андрей Петрович прожил недолгую, но очень емкую жизнь. Когда весть о его кончине дошла до меня в Израиле, это было полной неожиданностью. Ведь 57 лет — это не тот возраст, когда подводят итоги, а уж уход из жизни воспринимается как полный абсурд и нелепость — особенно когда речь идет о таком активном человеке как АП. И хотя с тех пор прошло уже много лет, сама идея о том, что нужно писать воспоминания об АП — все еще кажется странной.

Я проработал в отделе, которым руководил АП, 12 с небольшим лет — с момента окончания НГУ в 1971 году и до отъезда в Израиль в начале 1984 года. Моя первая встреча с АП состоялась, когда я пришел к нему на собеседование, связанное с устройством на работу. АП расспрашивал о спецкурсах, которые я прослушал, о моей дипломной работе, о моем опыте в программировании. И хотя такового у меня совсем не было, АП был вполне удовлетворен моими ответами. Но напоследок вдруг задал вопрос «на засыпку» — можно ли с помощью ограниченной по размеру процедуры описать неограниченные по времени вычисления. Ответ был очевиден, но я опешил — уж нет ли тут какого-то подвоха? Подвоха, конечно, не было, и я был принят на работу в группу Игоря Васильевича Поттосина, которая должна была разрабатывать оптимизатор для системы БЕТА (многоязыкового транслятора).

Абсолютно все было новым для меня; да и сама задача и подход к ее решению были новыми. Это была счастливая возможность осваивать новую профессию под началом «классиков» — тех немногих людей, которые были причастны к созданию этой самой профессии, и в первую очередь Андрея Петровича Ершова, Игоря Васильевича Поттосина и Геннадия Исааковича Кожухина. Конечно, сразу же стало ясно, что АП был «верховным главнокомандующим» — и не только по своему формальному положению.

Он был настоящим лидером во всем: в широком видении проблематики, в постановке задач и в выборе направлений разработки, в умении заинтересовать ими людей. У АП был настоящий нюх на новые перспективные направления, и он инициировал оригинальные работы в этих направлениях: компиляторы для совершенно новых языков программирования, проекты в области искусственного интеллекта и параллельного программирования, исследования по теоретическому программированию, а позже и по школьной информатике. Эта открытость всему новому была очень важным качеством АП.

И хотя у каждого, в конечном счете, была «своя» тема, это разнообразие делало работу в отделе особенно интересной.

Можно много говорить об этом, и я думаю, что наверняка каждый из бывших моих коллег вспомнит что-то «свое», связанное с проектами, в которых довелось работать. Я же хочу особенно подчеркнуть (хотя и здесь трудно быть оригинальным) поистине историческую роль АП в создании уникальной по тем временам атмосферы, дававшей удивительное ощущение постоянной связи с «Большой Землей». Один из не очень многих тогда «выездных» ученых, он делал все возможное, чтобы плоды его «связей с заграницей» были доступны максимально широкому кругу профессионалов в области Computer Science в СССР. Проще всего было бы ограничиться какими-нибудь выступлениями в Доме ученых с показами слайдов и рассказами о туристических впечатлениях из очередной поездки (на что, впрочем, тоже был немалый голод). Или использовать свой выездной статус исключительно для собственной карьеры. АП создал уникальный мост, который соединял отдел информатики (да и не только его) с внешним миром. Это и легендарная Ершовская библиотека, и приглашение ведущих ученых, интересные отчеты о поездках — и научные, и чисто человеческие. Конференция по теоретическому программированию в 1972 году была (по крайней мере, для меня) первым таким ярким событием и дала возможность прямого контакта с теми людьми, которые стояли за знакомыми именами авторов статей и целых направлений.

Замечательной чертой АП была разносторонность его интересов и талантов. Особенно хочется отметить его тягу к поэзии. Первым таким открытием для меня был его перевод знаменитого стихотворения «If» Редиарда Киплинга. Помню, что это было довольно неожиданно: оказывается, АП не только руководитель всея информатики. Сам выбор этого стихотворения Андреем Петровичем был, я думаю, не случайным: в застойно-гнилые времена было совсем не грешно еще раз подумать о том, что значит быть человеком; и этот выбор внушал уважение. Мне этот перевод был особенно интересен еще и потому, что я знал и любил стихи Киплинга с детства, по переводам Маршака (я получил собрание его сочинений и переводов в подарок по случаю окончания первого класса с отличием). А через много лет, уже в Израиле, я получил от бывших моих коллег книжечку стихов самого АП — так что он продолжал удивлять даже после своей кончины. Да разве только стихи? Вспоминается очень давний вечер (32 года назад!), когда мы отмечали 15-летие отдела; АП играл на гитаре и пел вместе со всеми. Не так давно я нашел снимок[2] в Электронном архиве Ершова: тот самый вечер, та самая гитара…

Мне кажется, что АП отличала какая-то внутренняя свобода, особенно заметная в те не очень-то свободные времена. Хочу привести только два примера, которые, по понятной причине, мне более близки. АП привозил из своих командировок разные западные журналы и никогда не прятал их — они были нам вполне доступны. Один из таких журналов ошеломил меня — это был выпуск «Time», полностью посвященный 25-летию создания государства Израиль. И это в те времена, когда в СССР, похоже, было легче узнать что-то о жизни на Луне. И еще, уже через несколько лет: АП рассказывает у нас на семинаре о визите в СССР профессора Манни (Меира) Лемана из Империал Колледжа в Лондоне. И вот, наряду с рассказом о работах гостя и его выступлениях во время визита, АП самым естественным образом рассказывает также о том, что это ортодоксальный еврей, и о том, как во время посещения Киева они решали проблему кошерной еды и посуды. Может быть, сейчас это звучит обыденно, но тогда рассказывать такое (да еще на научном семинаре в институте Академии наук) — не думаю, что многие бы это сделали.

У этой истории было неожиданное продолжение. После переезда в Израиль в июне 1984 года я начал работать в небольшой «хай-тек» компании в нашем городе Реховоте. А через полгода после этого в компании появился новый сотрудник. Его звали Йонатан Леман, он оказался сыном М. Лемана. Конечно же, я рассказал ему и кто такой АП, и о том давнем эпизоде на семинаре.

А приняли меня на работу в эту компанию тоже в какой-то мере благодаря АП. Я прибыл на интервью по объявлению в газете. Интервью прошло хорошо: мне был интересен проект (инструментальная система проектирования программ на языке Ада), на хозяев компании я, кажется, тоже произвел положительное впечатление, но что-то мешало им принять окончательно решение. Снова стали спрашивать, откуда я прибыл, что это за место, и т. д. Названия и имена им ни о чем не говорили, и они явно побаивались этой неизвестности. На мою удачу, в это самое время в компании находился гость — друг основателей компании, профессор Дэниел Берри (тогда он прибыл с визитом из США, позже был профессором в Технологическом институте в Хайфе, на севере Израиля, а сейчас — в Университете Ватерлоо в Канаде). Вот его и спросили — знает ли он что-нибудь о Новосибирске и об Андрее Ершове. Его немедленная реакция была: «Ершов? Новосибирск? Это очень хорошее место!». В ту же минуту сомнения улетучились, и я был принят на свое первое место работы в Израиле. Год назад мы встретились с профессором Берри в Эдинбурге, на Международной конференции по технологии программирования. Мы не встречались много лет, но он сразу узнал меня, а я напомнил ему эту историю.

И еще один нестандартный эпизод. В 1983 году АП представил мою статью для публикации в журнале «Information Processing Letters». Статья была принята, но рецензент просил внести небольшие поправки. Я быстро сделал это, но для отправки исправленного варианта за границу надо было (по тогдашним правилам) снова получить разрешение Первого отдела. Необычность ситуации была только в одном — к тому моменту я уже подал просьбу о выезде в Израиль и, откровенно говоря, был уверен, что разрешения на отправку статьи мне уже никто не даст. Но АП поддержал меня и сделал все, чтобы такое разрешение было дано. Статья вышла, и ее оттиски я получил уже в Израиле.

Два года назад я узнал, что профессор Дэвид Харел из Института им. Вейцмана едет в Новосибирск на Международную конференцию памяти академика Ершова, где его пригласили выступить с докладом. Я хорошо знаю Дэвида, так как много лет проработал в компании, одним из основателей которой он был, да и по работе в Открытом Университете Израиля у нас немало контактов. Поэтому у меня сразу возникла идея — попросить его передать альбомы об Израиле в Мемориальные кабинеты Андрея Петровича и Игоря Васильевича Поттосина. Я написал Дэвиду письмо, в котором рассказал ему об этих людях и о своей просьбе. Ответ Дэвида был незамедлительным: «Сочту за честь».

И я рад, что через много лет сумел выразить таким образом свое уважение Андрею Петровичу Ершову и той миссии, которую он взял на себя, роль которой для российской информатики невозможно переоценить.

Примечания

[2] См. http://ershov.iis.nsk.su/archive/eaimage.asp?lang=1&did=17668&fileid=131494

Реховот, Израиль, июль 2005
Из сборника «Андрей Петрович Ершов — ученый и человек». Новосибирск, 2006 г.
Перепечатываются с разрешения редакции.