О Сергее Алексеевиче Лебедеве

(о киевском периоде его деятельности и личные воспоминания о нём)

З.Л. Рабинович

Воспоминания о человеке, если они искренни, всегда субъективны. То есть это модель человека в голове вспоминающего, в которой и выражено не только его представление о человеке, но и отношение к нему. Но модель, как правило, является лишь приближением к оригиналу и у разных людей эти приближения могут различаться – тем более что в них, безусловно, отражаются и взаимоотношения и взаимодействия вспоминающего с человеком, о котором он вспоминает. Поэтому, нисколько не навязывая читателю свои представления в качестве абсолютной истины, я хочу выразить с абсолютной искренностью свои представления о человеке, работа под руководством которого и повседневное общение с ним составили, наверно, лучший период моей жизни. Я написал избитый термин «под руководством» – просто потому, что не нашел другого слова. Но это было не «руководство» в чиновническом понимании этого термина (известный шаблонный диалог с секретаршей: «А когда придёт такой-то?» – «не знаю, он у руководства»). Работать у Сергея Алексеевича Лебедева означало пребывать всё время в его духовной ауре, в сфере его мудрости и обаяния, быть вдохновленным его идеями и постоянными задумками, но вместе с тем чувствовать простор и для собственной инициативы, быть заряженным его увлеченностью, его отношением к работе и к жизни.

Мне 83 года и моя искренность не может подвергаться сомнению: для меня Сергей Алексеевич был Богом. Отсюда и моя любовь и моё отношение к нему. Мне всё время приходит в голову такая метафора. Вот если собрать множество людей и разграничить по интеллекту и другим человеческим качествам, то окажется, что в это множество включить Сергея Алексеевича нельзя, он несопоставим с этим множеством разных людей – он другой природы, обычные критерии к нему не применимы – он инопланетянин, он земной бог. Вот таким он отложился в моей памяти. И после этого вступления, высказанного из глубины души, перехожу к описанию деятельности С.А. Лебедева в Киеве.

6 ноября 1950 года в закрытой рабочей тетради Сергея Алексеевича (прошнурованной и с пронумерованными листами – или как мы говорили – прошнумерованной) была сделана чрезвычайная запись. Запись гласила, что сегодня малая электронная счётная машина (МЭСМ) решила первую (тестовую) задачу и запускается в опытную эксплуатацию. Это означает, что выполнено социалистическое обязательство к 33 годовщине Октябрьской революции (такое время!). Подписан акт «треугольником» лаборатории – С.А. Лебедевым, Е.А. Шкабарой (парторгом), З.Л. Рабиновичем (профоргом). С.А. Лебедев к тому же был директором Института электротехники АН УССР, в составе которого и была лаборатория. В наших глазах это было чудо, для которого все работали, предвкушением которого все жили, но которое как-то вещественно ощутили только тогда, когда оно свершилось: решение задач подвластно машине – Ура!

Вот теперь я кратко расскажу обо всём киевском периоде деятельности Сергея Алексеевича до и после свершения этого чуда, на мой взгляд главной вехи этого периода. (Хоть будет и доводка машины для расширения ее возможностей и сдача её Государственной  комиссии – 25 декабря 1951 года и многое другое, – но об этом дальше).

В 1946г. по инициативе доктора технических наук, профессора Л.В. Цукерника С.А. Лебедев был приглашён АН УССР в Киев в качестве директора Института энергетики АН УССР, который он и возглавил в 1946 году, а с мая 1947 г. уже являлся директором выделившегося Института электротехники. До этого, а именно в феврале 1945 г., С.А. Лебедев был избран действительным членом АН УССР, как выдающийся ученый электроэнергетик. Ему принадлежал ряд основополагающих работ в области электроэнергетики и, в частности, обеспечения устойчивой работы электрических систем, которые публиковались уже с 1929 г. (когда ему было 27 лет!) по 1949 год. В послевоенные годы С.А. Лебедев активно сотрудничал с Институтом энергетики и лично с Л.В. Цукерником, вместе с которым он был в 1950 году удостоен Государственной премии СССР за ранее состоявшиеся разработки в области «повышения устойчивости  энергосистем и улучшения работы электроустановок». Уже в проведении этих работ С.А. Лебедев разработал и широко применял методику специализированного аналогового моделирования и явился создателем одних из первых в СССР электронных аналоговых вычислительных устройств непрерывного действия. Но стремление к повышению точности вычислений, всемерному расширению круга решаемых задач (то есть к универсализации вычислительных средств), к автоматизации вычислительного процесса в целом и к повышению его быстродействия привело Сергея Алексеевича к идеям создания электронных вычислительных машин дискретного действия (цифровых), получивших впоследствии аббревиатуру ЭЦВМ. И ко времени переезда Сергея Алексеевича в Киев эти идеи у него уже, по-видимому, были в периоде созревания. Об этом свидетельствует супруга Сергея Алексеевича Алиса Григорьевна, замечавшая последовательности единиц и нулей, которыми были испещрены его папиросные коробки «Казбек».

Однако лаборатория С.А. Лебедева в возглавленном им Институте энергетики была основана как лаборатория моделирования и автоматического управления, и первое время вплоть до осени 1948 года в ней велись работы только в данных направлениях. И это понятно – поскольку эти направления с ориентацией на управление энергосистемами соответствовали как тематике Института энергетики в то время, так и цели приглашения С.А. Лебедева возглавить этот Институт. Переключение же лаборатории на создание ЭЦВМ, конечно же ранее задуманное и выполненное Сергеем Алексеевичем, было неожиданным не только для коллектива лаборатории, но, по-видимому, для всего окружения Сергея Алексеевича и даже руководства Академии. И это понятно, если вспомнить обстановку тех лет и настороженность к появлению новых необычных инициатив. То есть для того, чтобы развернуть работы по созданию ЭЦВМ, нужно было вначале хотя бы в макетном исполнении показать их результаты. Вот такой замкнутый круг. И Сергей Алексеевич сумел его разорвать. Параллельно с работами лаборатории по её прямому предназначению уже исподволь им подготавливались возможности для указанного переключения её усилий на создание ЭЦВМ. Этому способствовали, во-первых, колоссальная творческая работа по разработке принципов построения ЭЦВМ, проделанная лично Сергеем Алексеевичем, и, во-вторых, накопление опыта работы с электронными схемами, а также некоторые материальные ресурсы, получаемые от результатов выполнения основной тогда тематики. В последнем факторе особое значение имела специальная работа из области так называемого полунатурного моделирования, выполнявшаяся по хоздоговорному заказу ведомственной, очень авторитетной московской организации. Эта работа заслуживает внимания в повествовании о С.А. Лебедеве – поскольку является последним и весьма значительным его свершением в периоде, предшествующем деятельности в области создания цифровой вычислительной техники, которая как бы затмила его предыдущую деятельность, ознаменованную рядом фундаментальных достижений.

В данной разработке была реализована методика наземного исследования и испытания систем автоматического регулирования полётов летательных аппаратов. Согласно этой методике объект регулирования замещается сочетанием аналогового устройства и управляемой от него подвижной платформы, на которой и размещается исследуемая аппаратура автоматического регулирования. При этом необходимо выдержать точное следование движения платформы моделируемым движениям летательного аппарата. Обычная следящая система, как промежуточное управляющее звено между аналоговым устройством и платформой это обеспечить не может (инерция, сухое трение и т. д.). И Сергей Алексеевич выдвинул кардинальную идею управления платформой на основе выработки аналоговым устройством моментных воздействий на неё (моделей соответствующих возмущений летательного аппарата) и восприятии этих воздействий моментными двигателями платформы. Эта идея не только была реализована в данной разработке, но и воспринята в других центральных организациях, занимающихся соответствующей тематикой. В лаборатории же Сергея Алексеевича под его руководством и была создана так называемая «установка комбинированного моделирования» (полунатурного – как затем его называли).

В этой установке платформа обладала тремя степенями свободы, движение летательного аппарата имитировалась аналоговой машиной на операционных усилителях, специализированной на решение систем обычных дифференциальных уравнений, управление моментными серводвигателями платформы осуществлялось тиратронным устройством и магнитным усилителем на дросселе насыщения. Причём к моментной составляющей управляющих воздействий были ещё добавлены коррекции по углам поворотов и скоростей. Все составные части установки представляли собой оригинальные разработки, имеющие и самостоятельное значение и по сути являлись изобретениями.

Установка была успешно сдана в Москве. Принимал её сам профессор Фельдбаум, а в отзыве академика В.Д. Трапезникова на кандидатскую диссертацию З. Рабиновича по системе управления платформой среди положительных высказываний было также отмечено, что данная система является пионерской разработкой (я занимался установкой в целом, но предметом диссертации была только её управленческая часть).

В связи с данной работой, выполненной целиком в лаборатории С.А. Лебедева в 1948-1949 гг. мне хочется поделиться с читателями сокровенным и отметить некоторые характерные моменты в отношении Сергея Алексеевича ко мне, чтобы способствовать созданию цельного представления о нём, как о человеке. Я поступил в аспирантуру Института электротехники, сдав сразу же кандидатские экзамены без отрыва от производства в 1947 году. Фактически же стал аспирантом в марте 1948 года, так как ещё был задержан на заводе, где работал старшим инженером-конструктором (в г. Кирове, бывшая Вятка). Экзамен по автоматическому регулированию, как специальному предмету, я сдавал непосредственно Сергею Алексеевичу, директору Института. Он меня подробно расспрашивал о работе на заводе, и я видел, как у него загорались глаза, когда я ему рассказывал о своих делах там, и я почувствовал себя счастливым, когда мне рассказали, что после экзамена Сергей Алексеевич сказал, что «этот мальчик мне понравился и я хочу, чтобы он у меня работал». Вот так я и попал в качестве аспиранта именно к Сергею Алексеевичу в его лабораторию. Он спустя месяц или два полностью меня погрузил в эту работу по созданию установки полунатурного моделирования, для чего лишь кратко, но очень доходчиво изложил постановку задачи, предоставив мне достаточный простор для творческой инициативы. Сергей Алексеевич остался вполне доволен качеством работы установки, но был рассержен тем, что к её окончанию у меня ещё не была оформлена диссертация (времени не было!). Основные выкладки, относящиеся к моей исключительно самостоятельной части работы, уже имелись и они Сергею Алексеевичу даже очень понравились, а вот его кардинальная идея, заложенная в основу разработки, не была раскрыта в моей работе с достаточной аналитической глубиной, и должен сказать, что Сергей Алексеевич мне очень и очень помог в этой части работы. Может быть ещё и потому, что принял во внимание отсутствие у меня обычной аспирантской подготовки и настройки на научную работу – поскольку я сразу же после работы на производстве был загружен сложной научной разработкой. Чтобы ещё оттенить помощь Сергея Алексеевича (разъяснения, формулировки и т. п.), я должен сказать, что из 44-х своих выпускников – кандидатов наук я никому так сильно не помогал непосредственно в подготовке диссертации. Сергей Алексеевич даже имел частично из-за этого немалую неприятность. На него был написан анонимный донос в ЦК, в котором одним из основных обвинений фигурировало продвижение З.Л. Рабиновича по работе, и в частности помощь в его диссертационных делах (время такое было!). Донос в результате проверки был признан клеветническим, но, как говорится, нервов он Сергею Алексеевичу немало попортил. Мне же он обошёлся оттяжкой защиты на полтора года – так как потребовалось дополнительное закрытое рецензирование работы (подал я работу в 1950 году после сдачи установки, а защищал её лишь в 1952 году). Также не могу не рассказать, что Сергею Алексеевичу ещё довелось меня отстаивать от требований моего увольнения каких-то высших проверочных инстанций, ввиду проводимой в то время компании желательного сокращения научных сотрудников-евреев, работающих по закрытой тематике. Кроме меня, с таким же паспортом был ещё один научный сотрудник, заместитель заведующего лабораторией (С.А. Лебедева) Лев Наумович Дашевский, а наличие такого рода двух научных сотрудников в одной лаборатории являлось крайне нежелательным. Естественно, что отрицательный выбор пал на меня, но Сергей Алексеевич занял принципиальную позицию, что в то время было совсем не легко, и решительно меня отстоял, чему способствовало наличие у меня допуска, выданного ещё на заводе.

Ко всему здесь сказанному я хочу только добавить, что и после того, как Сергей Алексеевич переехал в Москву, я все время ощущал его научную и даже жизненную поддержку, причём не только воочию, но и незримую. Эта поддержка очень способствовала моей научной деятельности, и контакты с Сергеем Алексеевичем навсегда сохранятся в моей памяти как одни из лучших моментов жизни. Но вернёмся к рассказу о создании первой отечественной ЭВМ.

Как-то осенью 1948 года Л.Н. Дашевский и я докладывали Сергею Алексеевичу в его директорском кабинете о состоянии разработки установки полунатурного моделирования. Он остался доволен состоянием работ – поскольку уже были выработаны технические решения, и наступал главный этап их практической реализации. После нашего доклада Сергей Алексеевич совершенно неожиданно для меня и, насколько я помню, даже для Л. Дашевского, заявил, что эту работу нужно поскорее завершить (а она лишь только была развернута), поскольку в лаборатории начнётся очень большая работа по созданию электронной счётной машины. Не скрою, для меня это сообщение Сергея Алексеевича было как гром среди ясного неба, и я, влезший в то время по уши в интереснейший эксперимент создания прецизионной следящей системы, связанный к тому же с изящными аналитическими выкладками, не удержался и воскликнул: «Так неужели мы будем делать арифмометр?» На это мне Сергей Алексеевич удивительно спокойно ответил, что я не понимаю значения цифровой вычислительной техники, и объяснил, что в научно-техническом прогрессе она будет иметь значение не меньшее, чем атомная энергия.

К тому времени, насколько помню, мы уже знали о предстоящем переводе лаборатории в поселок под Киевом – Феофанию (теперь уже он в черте города), в специально отремонтированное для этого здание бывшей монастырской гостиницы (конечно “бывшей” уже в давно прошедшем времени). И вот осенью 1948 года в первую же отремонтированную комнату была переведена моя группа, работавшая над созданием установки полунатурного моделирования. На этом же первом этаже был устроен кабинет Сергея Алексеевича (как заведующего лабораторией), одна комната была отдана как дополнительное помещение радиотехнической лаборатории С.И. Тетельбаума, а все остальные комнаты этого этажа были заняты под разработку ЭЦВМ МЭСМ. В углублённом этаже (слово «подвальный» для него мало подходит) размещались силовые установки, мастерские и склад, а весь второй этаж был занят под жилые помещения. Да, именно так, и это дало возможность организации круглосуточной работы лаборатории за счёт постоянного присутствия в ней, по меньшей мере, шести сотрудников, а также приёма новых сотрудников с временным поселением в здании лаборатории вплоть до предоставления жилплощадей в этом же поселке Феофания, чему конечно способствовал авторитет Сергея Алексеевича. Таким образом, лаборатория была под постоянным надзором жившего здесь с семьей её главного инженера Ростислава Яковлевича Черняка. Но кроме комнат, занятых под эти поселения здесь ещё были небольшие семейные квартиры самого Сергея Алексеевича, его заместителя по лаборатории Льва Наумовича Дашевского, а также комнаты типа мужского и женского общежитий для постоянного, либо эпизодического проживания в течение рабочей недели наиболее занятых сотрудников лаборатории. Говорю об этом столь подробно потому, что такое сочетание работы лаборатории с бытом сотрудников явилось замечательной организационной находкой Сергея Алексеевича, использовавшей трудности (лаборатория за городом) во благо и позволившей организовать чрезвычайно эффективный режим работы. Конечно, особую роль в этом решении сыграло участие самого Сергея Алексеевича  в быте коллектива лаборатории, как большой семьи. Более того, в тёплое время Сергей Алексеевич жил в Феофании постоянно с семьей и участие в быте лаборатории его супруги – обаятельной, остроумной Алисы Григорьевны также весьма и весьма способствовало успешной работе сотрудников. Даже дети – Сережа, Катя и Наташа своим участием во всяких побочных мероприятиях (очистке территории, оборудовании спортплощадки и т. п.) вносили свой вклад в этот уникальный климат работы лаборатории. Особо большая заслуга в этой организации принадлежит также Льву Наумовичу Дашевскому, постоянно проживавшему в Феофании все рабочие дни недели.

В конце 1948 года по окончании ремонта уже вся лаборатория была переведена в Феофанию, и были развернуты разработки МЭСМ, а также завершающие работы по созданию установки полунатурного моделирования, которая была в конце 1949 года предъявлена, успешно прошла испытания и сдана Заказчику в Москве мной и Р.Я. Черняком.

Ввиду условий того времени, разработка МЭСМ характеризовалась совершенно особой спецификой, отличавшей её от разработок цифровой вычислительной техники в более поздние времена. Ведь помимо самой машины, нужно было разрабатывать и делать самим различное технологическое оборудование, причём не только штатное, но и ранее не предусматриваемое – специальное устройство для подбора пар ламп для триггеров (согласованных по характеристикам в каждой паре), стабилизатор накала ламп (без которого лампы давали сбои и вообще ускоренно выходили из строя) и т. д. и т. п. Возникала иногда необходимость и в совершенно необычных действиях – как то, добывание на свалках военного оборудования различных радиодеталей – сопротивлений, конденсаторов и др. А главное то, что все делалось впервые – в том смысле, что ничего не заимствовалось. Поэтому каждое достижение вызывало радость первооткрывания. Заработал триггер со счётным входом – Ура! А получился параллельный сумматор – вообще праздник! И вот в этой специфике работы просто поразительна деятельность Сергея Алексеевича – ведь он был не только главным изобретателем и конструктором машины, но и зачастую выполнял обычные инженерные функции – отлаживал и корректировал основные узлы. И у пульта руководил комплексной отладкой всей машины и, несмотря на такую занятость, Сергей Алексеевич был доступен для решения различных вопросов, в том числе и не связанных с его работой на данном отрезке времени, причём такие вопросы решались и вне рабочего времени Сергея Алексеевича – он зачастую работал ночами (работа лаборатории была трёхсменная) и тогда по утрам отсыпался. И когда он, проснувшись, отдыхал ещё в постели за чтением книги Дюма (очень его любил), к нему можно было зайти и выяснить какой либо острый вопрос. Это я знаю на собственном опыте – как то зашёл к нему в это время с какой-то сложной схемой, которой был очень доволен, а он усмехнулся и тут же предложил значительно более простую схему. Одним словом – все остались довольны. И ещё раз повторяю – не только сама работа Сергея Алексеевича, но и удивительные, неформальные отношения его с коллективом лаборатории, особо с основными разработчиками (вплоть до совместного отдыха), создавали тот неповторимый климат работы лаборатории, который способствовал созданию ЭВМ МЭСМ в невиданно короткие сроки.

Теперь по порядку о самом создании МЭСМ, в котором наиболее ярко проявились профессиональные и духовные качества Сергея Алексеевича. Как вспоминает он сам, как упоминалось выше и как следует из историко-научных исследований, работа над созданием МЭСМ была начата в конце 1948 года. Обращаю на это внимание потому, что в литературе вплоть до выхода книг Б.Н. Малиновского (где всё совершенно объективно и правдиво расставлено по местам) иногда появлялись неверные даты начала работ и построения машины, даже знаменитые учёные в своих воспоминаниях подчас ошибались. А ведь даты – это и приоритет, и престиж, и показатель темпов разработки и т. п.

Машина была создана в первоначальном (действующем макетном) исполнении всего за два года и затем за год усовершенствована до варианта, уже введённого в регулярную эксплуатацию согласно правительственному постановлению. Столь короткие сроки создания ЭВМ – совершенно нового вида техники оказались возможными благодаря ряду уже упомянутых факторов и в первую очередь тому, что к моменту начала коллективной разработки машины общие принципы построения электронных вычислительных машин (в то время называемых счётными) были разработаны самим Сергеем Алексеевичем. И хотя он в отчёте датирует эту разработку октябрем-декабрем 1948 года, можно с уверенностью предположить, что в это время происходило, главным образом, документальное оформление идей построения ЭВМ, задолго до этого им вынашиваемых. Общие принципы построения ЭВМ, изобретённые и сформулированные С.А. Лебедевым, полностью перекрывают так называемые принципы фон-Неймана, которые к тому времени не были известны в Советском Союзе. Характерно, что в принципах С.А. Лебедева усматриваются и истоки последующего развития ЭВМ, как, например, централизованно-децентрализованное управление в машинах. Ввиду предмета изложения, в подробном рассмотрении этих фундаментальных принципов здесь нет нужды, но полагаю справедливым заметить, что они изобретались независимо друг от друга и другими инициаторами создания и творцами первых ЭВМ в Союзе (В первую очередь следует назвать И.С. Брука, Б.И. Рамеева, Ю.Я. Базилевского как возглавлявших другие первые разработки ЭВМ). Но именно Сергею Алексеевичу принадлежит здесь первый приоритет – он первым реализовал эти принципы (описаны в монографии “Быстродействующая электронная счетная машина Академии наук СССР”). И совершенно справедливо С.А. Лебедев именуется патриархом отечественной вычислительной техники. Вспомним, что МЭСМ оказалась и первой ЭВМ во всей континентальной Европе.

На основе общих фундаментальных принципов построения ЭВМ Сергеем Алексеевичем были конкретизированы технические требования к МЭСМ и в начале 1949 года определены направления разработки её отдельных элементов и функциональных узлов. Эта работа осуществлялась в контакте с представителями Институтов математики и физики АН УССР путём проведения совместных семинаров. Работа, как говорится, закипела. Ее определяющей чертой было стремление по возможности запараллелить стадии создания машины. То есть не было разделения в масштабе всей машины этапов её проектирования и реализации. Получаемые в ходе разработки решения по элементной базе и функциональным узлам сразу же оформлялись соответствующими чертежами и поступали на монтаж и затем на отладку, в ходе которой, бывало, и возникали необходимые коррективы. И, конечно, темпы этого процесса в значительной степени обеспечил тот большой задел структурных схем, который выполнил лично Сергей Алексеевич, и которые оставалось лишь детализировать и преобразовать в принципиальные и монтажные схемы. В изготовлении плат по этим схемам участвовали не только техники-монтажники, но и сами  инженеры. Параллельно шло проектирование, конструирование и изготовление машины в целом – её каркаса, блоков, устройств, межблочных соединений и пульта управления. После отладки блоков на каркасе и их групп во взаимодействии была проведена в августе-октябре 1950 года комплексная отладка всей машины с пульта. Во всех этих отладках, в особенности в последней, самое деятельное участие принимал сам Сергей Алексеевич.

И вот наступил торжественный момент – 6 ноября 1950 года – первый пробный пуск машины в её макетном исполнении. Машина работает! Решает тестовые задачи. Всеобщая радость. Все знали, что ОНА заработает. Функциональные узлы и взаимодействие между ними неоднократно проверялись. Но когда всё заработало вместе для решения задач, то это впервые увиденное явление показалось чудом. И в духе традиций того времени это чудо было оформлено как выполнение социалистического обязательства к официальному празднику. И это был действительно для всего коллектива лаборатории большой праздник, после которого опять пошли напряжённые рабочие будни по нелегкой работе – превращения действующего макета в малую ЭВМ, предназначенную для регулярной эксплуатации.

В процессе этого превращения была увеличена ёмкость запоминающего устройства, введены системы постоянно используемых чисел и команд, операции преобразования команд и действий с подпрограммами, усовершенствованы системы ввода исходных данных и вывода результатов, приняты меры по повышению надёжности и т. д.

Эта вся работа продолжалась один год и 25 декабря 1951 г. состоятся официальный пуск машины в эксплуатацию для решения уже пользовательских задач по заказам. Этому акту предшествовало потрясающее событие – экзамен, учиненный машине Комиссией знаменитых математиков, возглавляемая М.В. Келдышем (М.А. Лаврентьев, А.Г. Курош, К.А. Семендяев, С.Л. Соболев). Испытания МЭСМ выдержала с честью. Радость была невероятная и у Комиссии тоже – ведь первая, пока ещё единственная машина! Пуску её в эксплуатацию были посвящены доклады Сергея Алексеевича на президиумах академий наук – сначала СССР и затем УССР.

Вот так и началась эксплуатация МЭСМ, причём, чем далее, тем всё более интенсивная. И в этой первоначальной эксплуатации Сергей Алексеевич принимал весьма активное участие. В её организационном повседневном обеспечении выдающаяся роль принадлежала Л.Н. Дашевскому, заместителю Сергея Алексеевича по лаборатории. Началось форменное паломничество математиков в Феофанию – от корифеев до талантливых начинающих. Конечно, в процессе эксплуатации машины развивались и осваивались методы программирования. Но наряду с эксплуатацией машина ещё подвергалась некоторым усовершенствованиям (ведь первая!), необходимость которых вытекала из накапливаемого опыта работы на ней – так было увеличено число разрядов и введена система магнитного запоминания, в разработке которой участвовала группа Института физики АН УССР. После окончания этих работ возможности машины существенно увеличились, что способствовало постановкам на ней всё более сложных задач. Из них особо следует отметить чрезвычайно важные расчёты, проведенные в течение 9 месяцев, начиная с ноября 1952 года, группой математиков из Отделения прикладной математики Математического института АН СССР (директор Отделения М.В. Келдыш), возглавляемой А.А. Ляпуновым. Для этого, кстати, весьма пригодились жилые помещения лаборатории, что весьма способствовало организации напряжённой интенсивной работы в выполнении этих расчётов, которые кроме как на МЭСМ в то время проводить было негде. Эта группа А.А. Ляпунова ввиду характера и длительности её работы, а также специфики эксплуатации машины, в своей деятельности органически сопряглась с коллективом разработчиков МЭСМ, который почти весь был задействован в качестве эксплуатационного персонала машины. Столь успешная эксплуатация МЭСМ по выполнению этих важнейших расчётов А.А. Ляпунова была ознаменована официальной благодарностью М.В. Келдыша поименованным сотрудникам этого персонала, включая и его руководителя Л.Н. Дашевского.

Итак, эпопея создания МЭСМ завершилась, и её блестящий успех был всецело проявлен в пользовательской эксплуатации машины. Учитывая трудности в этом свершении, его вполне можно считать подвигом самого Сергея Алексеевича и весьма немногочисленного коллектива создателей машины (12 разработчиков и 5  техников-монтажников). В связи с этим хочется назвать тех основных, особо активно работавших с Сергеем Алексеевичем разработчиков МЭСМ, которые обрабатывали его исходные схемы и с которыми он работал непосредственно за осциллографом, частенько и с паяльником в руках. Были отмечены благодарностью Президиума АН УССР – Л.Н. Дашевский, Е.А. Шкабара, С.Б. Погребинский, И.П. Окулова, З.С. Рапота, А.Л. Гладыш (этой же благодарностью были отмечены и конструктор каркаса и пульта МЭСМ В.В. Крайницкий, разработчик магнитной записи Р.Т. Офенгенден, а также основные техники и монтажники).  К указанной группе разработчиков следует причислить и И.М. Лисовского, который однако ещё до окончания работ по МЭСМ перешёл на службу в военное ведомство. Не могу умолчать и о М.М. Пиневиче, очень результативном разработчике, с которым также непосредственно работал Сергей Алексеевич. Но М.М. Пиневич вместе ещё с четырьмя другими способными разработчиками был по требованию вышестоящих «компетентных» органов изъят из состава лаборатории ввиду особой её тематической и режимной направленности. Характерно, что в числе этих сотрудников было двое участников Великой Отечественной Войны (причём – боевых действий), награждённых орденами и медалями. В общем-то, если не считать очень болезненного морального урона, означенные сотрудники не пострадали, так как сразу же были трудоустроены по специальности, но лаборатории был конечно нанесён урон, который даже Сергей Алексеевич не смог предотвратить ввиду обстановки того времени. Очень мне не хотелось обо всём этом писать – что было, то было, но сказать о таком факте – дабы он не канул в бездну, я посчитал необходимым, тем более, что о нём в публикациях никто не вспоминал (по-видимому, из-за его неизвестности авторам публикаций). Думаю всё же, что эта ложка дегтя мёд в бочке не испортила.

Скажу еще об одном неприятном обстоятельстве. Вызывает недоумение то, что работа по созданию МЭСМ, будучи представленной на Сталинскую премию в лице её главных авторов С.А. Лебедева, Л.Н. Дашевского и Е.А. Шкабары, премию не получила. В этом факте, пожалуй, отразилось недопонимание значения цифровой вычислительной техники со стороны правительственных инстанций и даже тогдашнего руководства Академии наук УССР, в котором, как и вообще в Киеве, уже не было Михаила Алексеевича Лаврентьева, столь много сделавшего для развёртывания работ по созданию МЭСМ и затем Большой электронной счётной машины (БЭСМ). Но, как говорится, пережили. Машина была, хорошо работала и находилась в ореоле славы и острых интересов к ней, и это доставляло её создателям огромную радость.

Но не только в эксплуатации машины состояла её уже реально приносимая польза. Дело в том, что по своему назначению МЭСМ рассматривалась как действующий макет БЭСМ. Хоть она и была первой машиной и обладала небольшой скоростью вычислений (всего 50 оп/сек), в её архитектуре были заложены принципиальные, ставшие классическими решения, которые впоследствии, будучи соответственно развитыми, находились в основе быстродействующих (однопроцессорных) ЭВМ. Малое же быстродействие МЭСМ было, главным образом, следствием недостаточности быстродействия ее элементной базы, состоящей исключительно из электронных ламп, а также количественных (но не качественных) структурных характеристик машины. И тут, естественно, возникает вопрос – не эффективнее ли было бы сразу же создавать БЭСМ? Аналитические размышления на этот счёт категорически убеждают, что нет, что Сергей Алексеевич нашёл мудрое, единственно правильное решение о создании МЭСМ, как предваряющее дальнейшую его деятельность по развитию ЭВМ, которая, как можно непреложно предполагать, им уже была задумана и даже глубоко продумана. Причём на эти его намерения, как известно, оказал существенное влияние Михаил Алексеевич Лаврентьев. Такое решение Сергея Алексеевича позволило создать в кратчайшие сроки первую ЭВМ с использованием для этого крайне малых имеющихся в наличии ресурсов, как кадровых, так и технических и финансовых, и сразу же использовать эту ЭВМ для выполнения важнейших расчётов. И создание МЭСМ никак не отодвинуло во времени, а наоборот, даже, по-видимому, ускорило создание БЭСМ, благодаря опыту, накопленному в процессах создания МЭСМ и в её практическом использовании.

В этом смысле знаменательно сотрудничество между Институтом точной механики и вычислительной техники (ИТМ и ВТ), где создавалась БЭСМ, и лабораторией С.А. Лебедева (она именно так и называлась) Института электротехники. Часть новых сотрудников этой лаборатории официально находились в штате ИТМ и ВТ. Наиболее опытные её разработчики временно привлекались к отладке блоков БЭСМ – в то время, когда МЭСМ уже работала в режиме регулярной эксплуатации. И в ней в свою очередь участвовали и программисты из ИТМ и ВТ, решая конкретные задачи и приобретая опыт эксплуатации ЭВМ ещё до того, как заработала БЭСМ. То есть такой симбиоз МЭСМ-БЭСМ был в высшей степени эффективен. Но, конечно, его эффективность обеспечивалась благодаря руководству Сергея Алексеевича обоими лабораториями, выполнявшими эти фундаментальные разработки. Правда, Сергею Алексеевичу такое руководство обходилось нелегко – из-за необходимости постоянного курсирования между Киевом и Москвой в течение двух лет, начиная с середины 1950 года и вплоть до окончательного переезда с семьей в Москву и назначения директором ИТМ и ВТ.

Но и в этих переездах Сергей Алексеевич времени никак не терял. Я помню, как он, будучи первым оппонентом докторской диссертации Бориса Евгеньевича Патона, таскал её текст с собой и в ответ на мой вопрос – нравится ли ему эта работа – сказал, что диссертация хорошая, но только очень тяжёлая и, увидев недоумение на моем лице, добавил, что тяжёлая по весу – трудно возить. Попутно замечу, что Б.Е. Патон всегда очень интересовался работами лаборатории Сергея Алексеевича (он ещё был оппонентом моей кандидатской диссертации по установке полунатурного моделирования), часто в ней бывал и, даже став Президентом АН УССР (теперь Национальной академии наук Украины), всё время активно поддерживал (и поддерживает сейчас) развитие работ в области кибернетики, информатики и вычислительной техники.

Таким образом, комплекс работ «МЭСМ-БЭСМ», возглавляемый С.А. Лебедевым, целиком и полностью себя оправдал и в результате их выполнения появилась первая в СССР и континентальной Европе ЭВМ МЭСМ и наиболее совершенная в Союзе и уже в полной Европе ЭВМ «БЭСМ». Эта машина получила продолжение и блестящее развитие в последующих разработках быстродействующих ЭВМ ИТМ и ВТ – вплоть до шедевра БЭСМ-6. Разработка многопроцессорной суперЭВМ «Эльбрус», начатая ещё под руководством Сергея Алексеевича, основывалась на концепции аппаратной интерпретации языков высокого уровня, как внутренних языков ЭВМ, инициированной киевским Институтом кибернетики при создании ЭВМ серии «МИР». Это, кстати, является знаменательным примером эффективного научного общения двух институтов – имени С.А. Лебедева и имени В.М. Глушкова.

С.А. Лебедев и В.М. Глушков были удостоены высоко почетных званий «пионеров вычислительной техники» (но, к величайшему сожалению, посмертно). «Наши институты – единомышленники» – как то на совещании во время обсуждения острого спорного вопроса воскликнул В.С. Бурцев, в то время уже директор ИТМ и ВТ. Так оно есть и сейчас. И это очень приятно.

Таким образом, МЭСМ Сергея Алексеевича явилась первой машиной в его оригинальной отечественной линии ЭВМ, которая в отличие от некоторых других отечественных линий универсальных ЭВМ, переориентированных на следование зарубежным сериям, не оборвалась и продолжает успешно развиваться и сейчас.

Приведенными двумя разработками никак не ограничивалась научная деятельность Сергея Алексеевича в его лаборатории. Несмотря на крайнюю занятость непосредственной работой, он инициировал и направлял работы по совершенствованию элементной базы ЭВМ, с целью радикального уменьшения количества электронных ламп за счёт использования ферритов и полупроводниковых диодов (полное избавление от ламп тогда ещё не было возможным), а также по разработке последовательных устройств обработки данных, менее производительных, но требующих во много раз меньших аппаратурных затрат, чем обладающие такими же функциями параллельные устройства. Эти разработки имели и самостоятельное значение, в основном послужили заделом для развертывания дальнейших крупных работ лаборатории по созданию ещё двух ламповых ЭВМ (но уже с сильно ограниченным их количеством) – специализированной электронной счетной машины СЭСМ и универсальной машины «Киев». Первая работа была начата ещё в лаборатории Сергея Алексеевича (в то время уже совмещавшего руководство ею с работой в ИТМ и ВТ) и поручена мне, как ответственному исполнителю (в современном представлении – главному конструктору), окончена же она была, когда лаборатория была уже передана в Институт математики, под руководство его директора академика Б.В. Гнеденко. Вторая работа начата была уже в этой лаборатории (главным конструктором являлся Л.Н. Дашевский), а окончена в учрежденном на её базе Вычислительном центре АН Украины (позднее преобразованном в Институт кибернетики АН УССР – директор В.М. Глушков).

Приведенными фактами характеризуется преемственность в эволюциях лаборатории, организованной Сергеем Алексеевичем. Далее рассказывается только о первой из двух упомянутых машин, относящейся непосредственно к его творческой деятельности. В то время, почти полувековой давности, вопрос эффективного использования универсальных ЭВМ был довольно острым. Использование ЭВМ оказывалось нерациональным для задач, основанных на матрично-векторных вычислениях, в условиях наличного тогда разделения режимов ввода данных и их обработки – ввиду неблагоприятного соотношения между затратами времени на эти режимы. И вот Сергеем Алексеевичем была выдвинута идея построения специализированной ЭВМ для решения систем линейных алгебраических уравнений итерационными методами, которая бы выполняла матрично-векторные операции одновременно с вводом в машину коэффициентов при неизвестных. Она, по-видимому, была первой отечественной ЭВМ с совмещением во времени ввода и расчётов. При этом оказалось возможным применение целиком последовательного арифметического устройства. Синхронизация ввода и расчётов осуществлялось от устройства ввода, элементарный цикл которого был гарантированно более длительным, чем элементарный цикл расчётов. Столь рациональный главный принцип структуры машины СЭСМ (одновременность ввода и расчётов и последовательная арифметика), предложенный Сергеем Алексеевичем, сократил аппаратурные затраты, чему ещё способствовала реализация логических элементов преимущественно на ферритных трансформаторах и полупроводниковых диодах. Это обстоятельство – малые аппаратурные затраты (всего 700 электронных ламп) – специально акцентировалось в статье в американском журнале (насколько помню в Datamation), весьма похвально отозвавшемся о машине СЭСМ, которая уже не засекречивалась. Характерно, что интерес в США к этой машине был проявлен не только в публикации упомянутой статьи, но и в том, что монография «Специализированная электронная счётная машина СЭСМ» (З.Л. Рабинович, Ю.В. Благовещенская, Р.А. Черняк и др.) была переиздана в США на английском языке и, по-видимому, явилась одной из первых книг по отечественной вычислительной технике, опубликованных за рубежом.

СЭСМ уже была выполнена на передовом для того времени конструктивном уровне (мелкоблочный принцип, пульт управления и детализированного контроля, встроенный в каркас машины, относительно небольшие габариты и т. п.). Её эксплуатация была исключительно простой – поскольку кодового программирования не требовалось, а соответствующие режимы работы машины управлялись встроенными программами и устанавливались пакетным переключателем. При этом назначение машины было расширено, и она использовалась не только для решения систем линейных алгебраических уравнений, но и для подсчётов корреляционных функций, а также и для других задач, основанных на матрично-векторных операциях. Таким образом, СЭСМ содержала в своей структуре матрично-векторный процессор – устройство, введённое в практику построения ЭВМ несколько позднее.

Особо я хочу подчеркнуть, что СЭСМ безусловно является второй ЭВМ, разработанной именно в лаборатории С.А. Лебедева и по его идеям. Но Сергей Алексеевич как-то не считал СЭСМ своей машиной (хотя она ему нравилась). В этом сказалась большая его скромность, даже щепетильность – он своими машинами, насколько я себе представляю, считал только те, в построении которых принимал участие, как непосредственный  разработчик.

И всё же рассказ о научной деятельности Сергея Алексеевича в Киеве был бы неполным, если не вспомнить ещё о чисто научных результатах работы лаборатории, представленных публикациями и защищенными диссертациями. Этих диссертаций было 5 (немало для относительно небольшого инженерного коллектива). Первые две – моя и Н.П. Похыло (аспиранта из Одесского политехнического института) были сделаны под непосредственным руководством Сергея Алексеевича и защищены ещё в бытность его пребывания в Киеве. О своей работе я уже упоминал. Вторая диссертация представляла собой тщательное, и если так можно выразиться, изящно оформленное исследование триггеров, что особенно понравилось Сергею Алексеевичу. Следующие две работы – Р.Я. Черняка и аспиранта А.И. Кондалева, посвященные только что зародившемуся научному направлению – преобразованию форм информации, руководителем которых был Сергей Алексеевич, были окончены и защищались уже после его переезда в Москву. К этому времени относится и защита Б.Н. Малиновским диссертации, посвященной замене ламповых элементов ферритными, к работе над которой Сергей Алексеевич, будучи её официальным оппонентом, проявил большой интерес и внимание (Б.Н. Малиновский работал в другой лаборатории, но тема его диссертации была предложена Сергеем Алексеевичем).

Помимо подготовки диссертаций был также осуществлен ряд публикаций в закрытых и открытых изданиях, из которых особо большое значение имела закрытая монография С.А. Лебедева, Л.Н. Дашевского, Е.А. Шкабары «Малая электронная счетная машина МЭСМ», явившаяся одной из самых первых книг по вычислительной технике. Таким образом, сотрудники лаборатории трудились не только над чертёжными досками и у осциллографов со щупами, а также паяльниками в руках, но и над листами писчей бумаги.

После того как Сергей Алексеевич окончательно отбыл в Москву, ещё имели место его эпизодические связи со своей, но теперь уже бывшей, лабораторией и затем с организациями первоначальным зародышем которых она была. Каждый из таких контактов оказывался весьма знаменательным. Остановлюсь на некоторых из них. Так, кажется в 1954 г., в разгар работы по созданию СЭСМ, математик Ю.В. Благовещенский и я приехали к Сергей Алексеевичу, были им и Алисой Григорьевной очень хорошо приняты на даче, с катанием на лодке, во время которого получили исчерпывающую консультацию по вопросам доводки этой машины и методики её эксплуатации, за чем собственно и приезжали.

Далее, когда уже в Институте кибернетики возникли фундаментальные идеи построения новых архитектур ЭВМ, которые предусматривали реализацию языков высокого уровня методами аппаратной интерпретации, в 1963 г. было организовано в Ужгороде неширокое совещание типа симпозиума по этой проблеме, которая в то время имела «революционный», а значит и спорный характер. Главными активными участниками этого совещания были представители Института кибернетики и ИТМ и ВТ. Присутствовали сами директора этих институтов – В.М. Глушков и С.А. Лебедев, а также представитель руководства Министерства радиопромышленности СССР М.К. Сулим. Тщательное обсуждение этой проблемы показало её перспективность и Сергей Алексеевич рекомендовал Институту кибернетики продолжить данные исследования и переводить их в русло практических реализаций. Это и было осуществлено в Институте кибернетики и, кажется, года через два был проведён недалеко от Еревана новый, уже более широкий форум по данной проблеме, на котором уже С.Б. Погребинским и мной докладывались первые полученные реальные результаты и перспективы их дальнейшего развития. На этом форуме команду ИТМ и ВТ возглавил В.С. Бурцев, а команду Института кибернетики В.М. Глушков и позднее, по его отбытию, А.А. Стогний. Как мне представляется, судя по активной поддержке В.С. Бурцевым доложенных результатов, после этого симпозиума и развернулись в ИТМ и ВТ глубокие исследования по реализации языков высокого уровня в высокопроизводительных машинах, приведшие к одному из главных отличительных факторов архитектуры Эльбрус’а (как уже упоминалось).

Из деловых внекиевских встреч с Сергеем Алексеевичем мне также особенно запечатлелся в памяти Учёный совет в Министерстве радиопромышленности, специально проведённый для обсуждения проекта высокопроизводительной ЭВМ «Украина», реализующей расширенный Алгол-60 в качестве её внутреннего языка. Научным руководителем проекта был В.М. Глушков, а я, как главный конструктор, докладывал на этом совете. На нём присутствовали помимо В.М. Глушкова ещё академики С.А. Лебедев и А.А. Дородницын, директоры институтов, главные конструкторы и специалисты по математическому обеспечению. Обсуждение было очень бурным и эмоциональным. Эффективное решение проблемы реализации языков высокого уровня (ЯВУ) в высокопроизводительных ЭВМ для многих тогда казалось недостижимым и даже не столь уж нужным. Были такие моменты, когда академики вскакивали с мест и перебивали друг друга. Я, откровенно говоря, получал удовольствие от этой дискуссии по своему докладу, но в ней занял пассивную позицию, за что и получил упрек от Виктора Михайловича Глушкова. А.А. Дородницын всецело поддерживал этот проект (также и И.А. Данильченко и некоторые другие), а главным, причем даже довольно резко критикующим, был сам Сергей Алексеевич. Но когда страсти улеглись и обсуждение перешло в спокойное русло, то была, в конце концов, выработана даже не обтекаемая, как следовало в этом случае ожидать, а вполне положительная резолюция, рекомендующая данный путь развития ЭВМ. Когда кончился Совет, Сергей Алексеевич пригласил Виктора Михайловича и меня в свою машину и по дороге объяснил, что в целом его позиция заключается как раз в одобрении доложенного пути развития архитектур и возражения относятся только к нашему выбору ориентации именно на АЛГОЛ-60 в таком развитии. Более того, Сергей Алексеевич тут же давал советы, каким образом ускорить практическую реализацию проекта ЭВМ «Украина».

Этот последний эпизод из упоминаемых мною (Учёный совет в МРП) был уже воспроизведен с моих слов в замечательной книге Бориса Николаевича Малиновского «История вычислительной техники в лицах», но я посчитал не лишним привести его здесь, как вносящего ещё один положительный штрих в образ Сергея Алексеевича. Мне особенно приятно здесь ещё рассказать, что Сергеем Алексеевичем было выражено сугубо положительное отношение к «языковому» развитию архитектур ЭВМ в его отзыве на представленный мной доклад по совокупности работ в качестве докторской диссертации (об этом уже упоминалось в указанной книге). Интересно, что такое отношение было Сергеем Алексеевичем высказано даже в научно-популярной статье в «Известиях», посвященной перспективам развития ЭВМ. То есть он такому развитию придавал большое значение. Но всё же Сергей Алексеевич подходил к нему с некоторым предубеждением, если оно относилось к сверхвысокопроизводительным ЭВМ (СуперЭВМ). Его определенная эволюция в данном вопросе сказавшаяся в том, что внутренний язык «Эльбруса» был всё же сориентирован на ЯВУ и даже именно на АЛГОЛ (но 68-й), была, как я предполагаю, результатом обсуждения проблемы реализации ЯВУ с В.С. Бурцевым и Б.А. Бабаяном. Ну что ж, Сергей Алексеевич прислушивался к мнениям своих сотрудников и это, безусловно, положительная его черта.

Вот такой был Сергей Алексеевич. В заключение хочу напомнить ещё один эпизод встречи с Сергеем Алексеевичем снова в Киеве. Он как-то сюда приехал по приглашению Президента АН УССР Бориса Евгеньевича Патона и побывал в нескольких Институтах, в том числе, разумеется, и в Институте кибернетики. После осмотра института, который ему – говорю совершенно ответственно – весьма понравился, мы съездили в Феофанию. И там на берегу озера Сергей Алексеевич с увлажнившимися, как мне показалось, глазами широким жестом обвёл вокруг рукой, притопнул ногой и сказал: «Вот здесь мы ЭТО всё начинали».

Статья помещена в музей 30.08.2010