Обеспечение производства ферритовой памяти
Г.С. Смирнов
С. М. Грабарник
Производство ферритовых запоминающих сердечников для машин «Урал» началось с апреля 1959 года в цехе С.М. Грабарника Пензенского завода САМ. На заводе не только освоили технологию изготовления таких сердечников, но и изготовили десяток автоматов, по переданной нами документации. Наладку автоматов выполнил Михаил Голубев, сотрудник нашего НИИУВМ. Вскоре автоматы были переданы Кузнецкому заводу приборов №2, который впервые в стране стал специализироваться на изготовлении ферритовых изделий, включая магний-марганцевые сердечники марки К-28 по составленным мною техническим условиям. Для ламповых машин «Урал» было выпущено около 20 миллионов таких сердечников. Это было первое в стране столь массовое производство сердечников для ферритовой памяти с выборкой типа 3 D , получившей наибольшее распространение в мире. Они представляли свыше 50 процентов ферритовой оперативной памяти универсальных ЭВМ страны.
Подготовка и обеспечение производства как ЭВМ «Урал» второго поколения, так и ферритовых накопителей были сопряжены со многими трудностями и заслуживают подробного упоминания.
Производство базовых логических элементов комплекса «Урал-10» для ферритовой памяти и для других устройств машин ряда «Урал» развивалось на Волжском заводе РТЭ. Мне приходилось неоднократно участвовать в совещания Рамеева с представителями заводов по этому поводу. Оно сталкивалось с дефицитностью кремниевых диодов Д-220 и их непомерно высокой в то время ценой. Кремниевая технология в нашей стране находилась только на начальной стадии массового производства. Отсюда и трудности в обеспечении наших машин.
Вполне приемлемы были бы и другие кремниевые диоды, с совсем невысокими обратными напряжениями, своего рода «отходы", и наши разработчики комплекса «Урал-10» с благословления Б.И. Рамеева стали пытаться «соблазнять» изготовителей диодов своим большим потреблением «упрощенных» диодов. А время бесповоротно убегало...
Производство других компонент ферритовой памяти готовилось более чем заблаговременно. Кузнецкий завод приборов №2 уже в 1962 году изготавливал прессованные из материала АГ-4 рамки, которые мы применили в матрицах МЭ-4. Серьёзных трудностей здесь не было. Надо было обеспечить массовое производство ферритовых сердечников С-1 для наших матриц МЭ-4.
Кажется, в начале 1961 года Башир Искандарович сказал мне, что договорился с директором Виктором Алексеевичем Шумовым, чтобы он подключился к решению проблем с производством ферритовых сердечников: он возьмет на себя представительские функции, но не будет вмешиваться в технические вопросы. В силу всё возрастающей занятости наш Главный конструктор решил уже тогда переложить часть своих забот на плечи людей, близких ему. Это воспринималось мною с пониманием, но без энтузиазма.
И Виктор Алексеевич взялся за дело. Он созванивался с директором Пензенского НИИЭМП, где велась разработка по нашему заданию ферритовых сердечников С-1 с внешним диаметром 1,2 мм, договаривался о совместных совещаниях, выезжал вместе со мной на служебной машине, хотя вполне можно было бы добраться пешим ходом. Я постоянно был с ним, выслушивал общие директорские разговоры, привыкал не вмешиваться в беседу, пока она протекала в русле, не угрожающем моим служебным интересам. Но «техническое руление» не выпускал из своих рук.
Однажды Михаил Тимофеевич Железнов, волевой директор НИИЭМП, привыкший вмешиваться в дела своих разработчиков, предложил отступить от требований согласованного с нами технического задания на разработку: это было прямое покушение на систему контролируемых параметров сердечников, и я решительно возразил. Тогда М.Т. Железнов обратился непосредственно к В.А. Шумову для немедленного решения на их, директорском уровне. Мой директор дипломатично взял «тайм-аут", а вернувшись в НИИУВМ, кажется, в тот же день, на своей «планёрке", прилюдно сказал Б.И. Рамееву о моей непокладистости в этом вопросе и предложил согласиться с М.Т. Железновым. Неожиданно для присутствовавших на планерке Башир Искандарович решительно возразил: техническая сторона этого дела поручена Геннадию Смирнову и проводить какую-то иную линию не следует. Умел Рамеев держать данное слово! Настаивать или возражать директор не стал. Другого инцидента в нашем ферритовом деле, а оно продолжалось ещё не один год, В.А. Шумов уже не допускал.
Пришло время междуведомственных испытаний разработанных для нас сердечников С-1 (декабрь 1962 г). Меня назначили председателем комиссии, в её работе принимали участие как ведущие исполнители (Валентин Чубаров и Эдуард Смирнов), так и представитель Кузнецкого завода приборов №2 Николай Давыдов: заводу предстояло осваивать производство запоминающих сердечников С-1, в основном, для нового поколения ЭВМ «Урал". Работу приняли. От НИИЭМП завод получил не только документацию, но и опытный образец автомата сортировки сердечников по импульсным параметрам (на заключительном этапе разработки этими автоматами занимался Михаил Голубев).
Замечу, что в 1962 году был опубликован солидный справочник Computer Handbook , edited by H . D . Huskey , G . A . Korn , McGraw - Hill Book , в которой сообщалось о полученных от фирмы Ampex Computer Products Co характеристиках типовых сердечников с внешним диаметром 2,54 мм, 2,03 мм, 1,27 мм и 0,76 мм. Названный «миниатюрным» сердечник с внешним диаметром 1,27 мм имел ток переключения 500 мА, время переключения около 1 мкс. Как близки эти данные к данным сердечника С-1! К числу типовых сердечников отнесены сердечники с внешним диаметром 2,03 мм с током переключения I =330 мА при времени переключения t п= 4 мкс. Они использовались в МОЗУ с полупроводниковым электронным обрамлением. Это не наш путь.
С «легкой руки» В.В. Бардижа и В.М. Сметаниной в нашей стране началось производство ферритовых сердечников марки ВТ-1 с внешним диаметром 1,4 мм для МОЗУ с полупроводниковым электронным обрамлением ферритового куба.
Начиная с 1963 г., сотрудники Валентина Чубарова и он сам с возрастающей настойчивостью вели сопровождение производства сердечников на заводе в Кузнецке. Иван Шульпин был там первым нашим представителем. Через некоторое время и В.А. Шумов вместе со мной поехал на завод для ознакомления с положением дел. Нас принял директор завода Владимир Илларионович Медведев, главный инженер Евгений Степанович Юданов показал огромные, во многом полупустые цеха, где осваивали новое оборудование. Прессование, обжиг, автоматический контроль наших сердечников по высоте, которому тогда придавалось большое значение, осваивались, не вызывая особого беспокойства руководителей завода. Но с автоматической проверкой импульсных свойств дела обстояли сложнее. Заводчане не изготавливали такие автоматы по полученной документации, не заказывали изготовление где-либо на стороне, а некоторая неповторяемость результатов контроля и невысокий, по их мнению, выход годных давали повод для определённого неудовлетворения. Директор НИИЭМП М.Т. Железнов решительно отказался что-либо предпринимать в «автоматных» делах. Для меня и руководства нашего НИИ это стало поводом для глубокого беспокойства. Явно требовалось наше более тесное участие в заводских делах.
Поездки с директорами или с одним из них в г. Кузнецк, расположенный в 120 км, были только на служебных легковушках, независимо от времени года: иной вид транспорта для таких случаев они не признавали. В сухую, летнюю пору водитель старался ехать побыстрее, приближаясь к скорости в сотню километров в час, но Виктор Алексеевич постоянно осаждал его: ТУДА спешить не надо. Дорожные разговоры среди нас лишь в небольшой степени касались ферритовых дел, в большей - бытовых, жизненных или хозяйственных дел. Меня удивила как-то названная Шумовым низкая себестоимость «Москвича": почему же тогда их так мало выпускают, что нет в свободной продаже?
В одной из поездок директор никак не мог сам закрыть за собой дверцу: что-то неладно было с замком. Приходилось выходить шофёру, обегать машину и захлопывать дверцу - у него получалось сразу. В очередной раз Виктор Алексеевич попросил меня, сидевшего с той же стороны, что и директор, рядом, за ним. Я вышел и, стараясь повторить движения шофёра, резко захлопнул дверцу. Случилось непредвиденное: стекло дверцы, рассыпавшись на крохотные кусочки, полетело вовнутрь, на директора, буквально засыпав его. После короткого шока Виктор Алексеевич обычным будничным голосом сказал: «Надо же, порезался (на руке была кровь)» - и ни слова упрёка! Такое не забывается.
В моей лаборатории теперь был такой же автомат сортировки, как и на заводе. В нём Михаилом Голубевым (НИИЭМП) была применена схема генераторов токов, аналогичная нашей, из БНФ-1; она позволяла задавать токи с высокой точностью, но требовала использования очень стабильных источников постоянного напряжения. Кузнечане же использовали старые лабораторные ламповые источники питания с невысокой стабильностью, снижавшей повторяемость сортировки сердечников. Возбуждение и съём выходного сигнала сердечника с одного и того же провода (иглы) вносили дополнительную, относительно большую погрешность в процесс контроля. В целом, автомат был работоспособным, но с уже заметными слабостями.
Я организовал в своей лаборатории работу со многими партиями сердечников С-1. Необходимость комплектования своими силами большого количества матриц МЭ-4 для кубов накопителей опытных образцов машин «Урал» и естественное желание эффективного использования полученных сердечников побуждали к поиску новых решений как в отношении метода сортировки, так и построения автоматов. Вместе с Геннадием Нефёдовым я обратился к литературе по статистическим методам и по аппаратуре измерений в атомной технике, где, я полагал, уже была развита многокритериальная оценка сигналов. Я надеялся почерпнуть нечто полезное. Нашими настольными книгами в то время были работы Б.Я. Шора (по статистике), А.А. Санина (Электронные приборы ядерной физики. М., Наука, 1961) и др.
Полученные нами распределения амплитуд, длительности переключения, времени максимума выходных сигналов с сердечников при нескольких токовых режимах показывали, что действующая методика может быть эффективно доработана. И тогда можно будет обеспечить настолько высокий выход годных, что он будет многократно лучше эталонного способа сортировки и того, что уже было на Кузнецком заводе (в меру наших возможностей некоторые «находки» сразу же начали претворять в жизнь). Мы пришли к выводу, что за время нахождения сердечника на измерительной позиции (на игле) можно получать больше сведений о сердечнике и «отметать» лишь непригодные к использованию, а потенциально годные раскладывать по нескольким группам: это сулило большое увеличение выхода годных и улучшение производительности автомата - экономический эффект мог стать замечательным. Но кто будет строить такие автоматы? Кому по силам такое «тонкое» дело?!
Я отправился в МЭИ, где группой Ю.Ю. Шамаева исследовались ферритовые сердечники с использованием своей импульсной установки. Ее создали В.В. Скугарев, Ш.Ю. Исмаилов Л.П. Коричнев. Познакомился с документацией установки. Выходной ток – 4А, t ф= 20 нс, 25 электронных ламп. Решил, для нового автомата ее использовать нельзя.
Москвичи подсказали, что в НИИ-5 Э. Мхитарян использует новый автомат для сортировки сердечников, но сортировка ведется с использованием сравнения выходного сигнала проверяемого сердечника с эталонным.
Мы с Геннадием Нефедовым внимательно изучали монографию А.А. Санина по схемотехнике, используемой в ядерной физике. Нравился его подход к измерениям сигналов и их регистрации. Заняться подобной разработкой у нас было некому.
Неожиданно мне попалось на глаза сообщение об автомате, в котором уже использованы элементы измерений в атомной технике. Авторами были Р.Г. Оффенгенден и В.З. Серман, сотрудники Киевского Института Физики. Мне очень захотелось поближе познакомиться с этой работой.
Примерно в это же время на московском заводе САМ вели изготовление партии автоматов, сортирующих ферритовые сердечники по эталонному образцу. Такой малоэффективный метод внедрялся, помнится, под эгидой ИТМ и ВТ, сильнейшего по вычислительной технике предприятия в стране. Но разработчики автомата не были профессиональными измерителями, они не смогли достичь высокого уровня точности измерений, видимо, поэтому выбрали и реализовывали такой метод, прошедший проверку на МОЗУ с выбором 2D ЭВМ М-20 и БЭСМ. По неофициальным сведениям, автоматы могли оказаться «бесхозными": реальная плановая потребность для полусотни машин «охладила» первоначального заказчика автоматов. Использовать эти автоматы для нашего производства было нельзя: другой типоразмер сердечника, другой режим переключения, иная температура контроля и пр. Но не доработать ли их до своих требований?
В. Г. Желнов
Я по-прежнему регулярно рассказывал Баширу Искандаровичу о состоянии как своих, так и заводских дел, о новостях в «МОЗУшном» мире. Последняя информация особенно заинтересовала Б.И. Рамеева: он сразу согласился с моим предложением съездить в Киев, а о возможности доработок упомянутых автоматов пообещал переговорить по возвращении, добавив, что намерен подключить к работам по автоматам В.Г. Желнова с его специалистами. Рамеев времени не терял. Сразу же был подписан приказ директора о командировке в Киев.
Осень 1963 года. Мы с В. Г. Желновым и В.Т. Андрюшаевым летим из Москвы в Киев. В Киеве не без труда мы нашли Институт Физики, почему-то оказавшийся почти безлюдным. Прибывший по нашему телефонному звонку В.З. Серман рассказал об их работе. Вновь подтвердилось, что не часто случаются революции: макетное исполнение упоминавшегося автомата, схемы пока «сырые", гордиться высокой точностью время ещё не настало, срок окончания доводки не назывался, местные заводчане не проявляли серьёзного интереса к разработке и по мере угасания энтузиазма авторов эта разработка, почувствовал я, заглохнет сама по себе.
В гостинице «Первомайская» нас поселили в двухкомнатном просторнейшем люксе, цена – 5 рублей. Нашим гостем стал Владимир Борщевский, «главный барабанщик» ЭВМ «Урал-4", уже переселившийся из Пензы в Киев. Он не только рассказал о городе, местной жизни, но и сводил нас посмотреть выступление ансамбля Игоря Моисеева. Борщевский прокомментировал и наше посещение местного завода, где мы познакомились с цеховой сортировкой ферритовых сердечников, предназначенных для матриц накопителя очень небольшой ёмкости, кажется, для машины «Днепр". К сожалению, сортирующая установка оказалась, по моему мнению, очень несовершенной: объём ремонта матриц был весьма большим. Мы уже умели работать лучше.
Помню, меня удивили не ширина Днепра или воспетый многими Крещатик, а свободная продажа пшеничных булок: увлечение Н.С. Хрущёва кукурузой уже довело пензяков до строго нормированной покупки даже чёрного хлеба. Позже, встречаясь с очередной бедой, Виктор Алексеевич Шумов говорил: «Кукурузу пережили - переживём и это".
Возвращаемся в Пензу поездом. На долгом обратном пути я вводил Вячеслава Желнова и его попутчика в курс наших «автоматных» проблем: состояние, возможные решения, пожелания. По возвращении было решено, что первоочередной задачей модернизации московских автоматов будет обеспечение сортировки сердечников нашего типоразмера. Температура контроля должна быть +50 (+35) градусов, игла должна быть «разрезной", чтобы отделить токовую цепь от цепи выходного сигнала напряжения, нужен генератор стабильных импульсов тока. У Б.И. Рамеева принимается решение модернизировать по нашим требованиям московский автомат с обеспечением контроля «по эталону", что было воспринято с полным пониманием неизбежных негативных последствий, но обеспечивало более короткие сроки создания автомата. Мне предстояло обеспечить отбор эталонных сердечников.
В.Г. Желнов со своими сотрудниками Владимиром Андрюшаевым, Александром Гальченко, Борисом Кисиным и другими успешно решили эту задачу: появились автоматы У-700, а потом и У-701. Генератор тока – транзисторный, зона проверки сердечников – в термостате, игла – разрезная. Нормы сортировки сердечников С-1 – по техническим условиям ЮУ7.076.001ТУ. Этими автоматами стали оснащаться и кузнецкий, и астраханский заводы. Уже в первой партии автоматов для этих заводов было изготовлено 12 штук автоматов, а за ней последовала вторая (в 1965 г.) - из 25 штук. К моему большому удовлетворению, в ходе проектирования разработчики настолько «вжились» в проблему, что у них появилось желание продолжать работу по этой тематике, вовремя поддержанное Б.И. Рамеевым: тем самым приближалась возможность реализации высоко ценимого мной метода непосредственных измерений параметров сортируемых ферритов.
С Геннадием Нефёдовым мы провели статистические исследования ряда партий сердечников, убедились в низкой эффективности метода сортировки по эталону (выход годных составлял 10-15 процентов) и подобрали первичные и рабочие эталонные образцы для заводской сортировки сердечников С-1, разработали необходимую сопроводительную документацию.
По требованию Б.И. Рамеева первичные эталоны стали храниться в металлической упаковке в моём добротном сейфе. В подходящих случаях Башир Искандарович просил извлечь такой эталон из сейфа, принести к нему в кабинет, где с подчёркнутой осторожностью он брал в свои руки, показывал, не выпуская из рук, гостю и приговаривал: «Какой маленький, а стоит миллион!»
Следует сказать, что примерно в это время на ленинградский НИИМД, руководимый Горбуновым и Г. Матвеевым, были возложены функции головного предприятия по ферритовым элементам, в частности, по сердечникам с прямоугольной петлёй гистерезиса. За этим событием последовали мероприятия по стандартизации, унификации и т.п., очень модные тогда. К сожалению, под «каток» стандартизации попал сердечник С-1, разработанный Пензенским НИИЭМП. М.Т. Железнов в этой ситуации уступил право «узаконить» свой сердечник нам, уже неспособным отступать в силу того, что началось серийное производство наших ферритовых модулей памяти. Мне пришлось пройти очень нелёгкий путь: я вынужден был искать поддержки в упоминавшейся выше координационной группе по ОЗУ, в своём Главке, пытался склонить на свою сторону ведущих специалистов НИИМД, но добиться включения в стандарт нужных нам записей всё не удавалось.
Я обратил внимание, что маститые технологи и разработчики коллектива головного НИИ нуждаются в автоматической аппаратуре для сортировки сердечников по импульсным параметрам. Решил использовать эту «слабинку". Заручившись согласием своего директора, я добился приёма главным инженером НИИМД и предложил ему
- выполнить разработку для будущих наших накопителей новых сердечников с необыкновенно высокой температурной стабильностью;
- принять от нас в бессрочное и безвозмездное пользование наш автомат для сортировки сердечников;
- не допустить дискриминации сердечника С-1 при проводимой ими стандартизации.
Моё предложение было принято, началось наше долгое творческое сотрудничество. Каждая сторона выполнила свои обязательства.
В отношении кузнецкого завода у меня были свои широкие намерения: я был убеждённым сторонником «комплексного» производства ферритовых изделий, т.е. такого, когда на одном заводе производят и сердечники, и матрицы, и кубы, и запоминающее устройство. Заводчане согласились только на «усечённый» вариант: без ферритовых кубов.
После упоминавшегося заказа академика В.С. Семенихина в 1964 году в нашем НИИУВМ в «пожарном» порядке готовили комплект документации на машину «Урал-14В» с приёмкой Заказчиком. Главной движущей силой в этом процессе был А. Невский, тщательно согласовывавший свои решения с ведущими разработчиками; естественно, что соответствующие документы утверждались Баширом Искандаровичем. Для ускорения изготовления машин на Московском заводе САМ Рамеев передал заводчанам первый комплект документации на модуль ферритовой памяти У-451В для изготовления 14 устройств. Там же изготовили устройство контроля памяти У-725. В середине 1964 года производство пошло полным ходом.
Строгий контроль производства наших изделий стали выполнять представители Заказчика, на Кузнецком заводе приборов №2 его осуществлял Петр Фоменко со своим помощником Владимиром Муравейником. Они сами контролировали матрицы МЭ-4В на переданном нами заводу стенде СПМ-3. Матрицы стали поставляться на Московский завод САМ, где выполнялись монтаж и сборка ферритовых кубов и шкафов модулей ферритовой памяти У-451В для двухмашинного комплекса 15Э1 (на двух ЭВМ «Урал-14В»).
Сопровождение изготовления комплекса было возложено не только на нас, разработчиков машины, но и на СКБ этого завода, а в части МОЗУ - на отдел Л.Г. Арзуханяна.
Необходимость плотного сопровождения наших изделий побудила Б. И. Рамеева запретить мне заниматься составлением отчёта по английской командировке под его личную ответственность: участники же поездки требовали моей части отчёта, и чувство вины и беспокойства в летние дни 1964 г. не покидали меня.
По мере развёртывания работ на заводе САМ по нашему двухмашинному комплексу 15Э1 стали учащаться командировки разработчиков всех рангов, включая Главного конструктора. Вскоре создали отдельное подразделение для тесного, оперативного взаимодействия с заводчанами. Пензенские изготовители наших машин не были избалованы таким плотным присутствием разработчиков на заводе.
Ближе к осени 1964 года я приехал на московский завод САМ по вызову: застопорилась наладка ферритовых накопителей - требовалась помощь. Уже на стадии проектирования своих накопителей мы предусматривали определённые решения, облегчавшие наладку и диагностику; наладка первых образцов подтверждала эффективность принятых мер. Поэтому приступая в рамках автономной проверки к просмотру сигналов на контрольных точках в присутствии местных сотрудников-наладчиков, я стал комментировать форму и временное расположение сигналов блока формирования импульсов, фиксацию адреса в регистре, выбор ключей напряжения в избирательных схемах. «Коронным приёмом» был просмотр выхода генератора импульсов тока, где видна реакция избираемых координат на воздействие возбуждающих токов: это помогало обнаруживать обрывы или замыкания координатных проводов - наиболее вероятные дефекты изготовления. Обычно ошибку удавалось локализовать очень точно, в этом же случае пришлось призадуматься, выполнять дополнительные проверки - и всё без решающего успеха. Спросил, в каком объёме выполняли проверку до моего приезда? Отвечают, что проверили ячейки, начали проверять монтаж шкафа... А ферритовый куб? Его сотрудники отдела Л.Г. Арзуханяна не проверили, понадеявшись на аккуратность монтажников. При простейшей «прозвонке» ферритового куба выявили несколько десятков ошибок! У нас же монтажники при монтаже куба не делали ни одной ошибки.
Оплошность с проверкой куба при всей своей поучительности не характерна для заводских монтажников: жизнь показала, что они работали весьма профессионально. Но среди них не было таких, которые могли бы так устранять повреждения в матрицах куба, как могла, например, наша Галина Гущина. Пришлось и ей отправляться в Москву, на дежурства. Её филигранная работа на ферритовом кубе восхищала не только меня!
Был выполнен монтаж связи всех ферритовых накопителей с центральными устройствами машины, и по завершении автономной наладки первых же модулей У-451В Альберт Тегель стал проверять прохождение сигналов запуска модулей ферритовой памяти. Он обнаружил, что узкие помехи на таком входе не адресованного модуля могут вызывать ложный запуск нашего устройства. В Пензе такого не было: московское подключение восьми НФ было первым. Мне пришлось ввести своеобразный фильтр (с использованием линии задержки и инвертора перед входной схемой совпадения): ложные срабатывания прекратились.
Наконец, и процессорщики передали свою документацию заводчанам, и начался монтаж их шкафов. Выявленные ошибки в документации любого нашего устройства непременно регистрировались в специальном журнале учёта, их устранение выполнялось при наличии двух подписей: разработчика и заказчика. Вслед за этим из Пензы приходило извещение на изменение документации. Как оперативность изменений, так и последующая отправка их на завод строго контролировались Главным конструктором. На регулярных совещаниях у Б.И. Рамеева заслушивались руководители разработок устройств: сколько оформлено, отправлено, находится в работе...
Помню, как на одном из таких совещаний Олег Лобов с гордостью доложил о большом количестве оформленных извещений по своему устройству: оперативно, мол, мы поработали. У других результаты были скромнее. Завершая совещание, Башир Искандарович сказал, что гордиться надо малым числом ошибок, а не скоростью их исправления и потому нашему рекордсмену снизит квартальную премию (рублей на 25).
Совещаний в Москве в ту пору было много: на заводе САМ у директора В.С. Петрова, у представителя В.С. Семенихина В.В. Конышева и др. Меня они мало касались: оборону держал Главный конструктор. Заместители Главного конструктора ему в этом деле были не нужны, хотя нам он предоставил право подписывать решения и другие документы за него, по своим направлениям.
Но «грянул гром": будет слушание в Кремле. Вместе с Виктором Алексеевичем немедленно вылетаем из Пензы. В аэропорту Быково нас по дружески тепло встречает Борис Александрович Маткин, к этому времени ставший заместителем Министра приборостроения К.Н. Руднева. В неблизкий путь до центра Москвы он везёт нас на служебной «Волге». В Министерстве радиопромышленности, на Китайском проезде, с нами встречается Михаил Кириллович Сулим, заместитель Министра, он будет представлять на совещании МРП. В Кремле предъявляем документы офицеру КГБ: он долго рассматривает документ, потом бросает пристальный взгляд на предъявителя и пропускает дальше. Почему-то особенно тщательно были проверены документы М.К. Сулима.
На совещании встретили В.И. Медведева, директора Кузнецкого завода приборов №2, а также представителей Министерства электронной техники. Речь, главным образом, пошла о поставках ферритовых матриц МЭ-4В из Кузнецка для нашего двухмашинного комплекса 15Э1: темпы поставки признавались недостаточными. Разговор шёл деловой, но строгий. Выяснив «из первых уст» состояние производства матриц, ведущий совещание аппаратчик предупредил В.И. Медведева, что при невыполнении нового срока поставки матриц выправлять положение будет новый директор.
На Кузнецком заводе приборов №2 прибавилось энергии, поставки ускорились, но срок окончания поставки наступил раньше, чем они были выполнены. Последовал звонок Министра А.И. Шокина, однако директор уже лежал в местной больнице, главный инженер находился в командировке – был вызван представитель Заказчика Петр Фоменко. Последний оказался на должной высоте: с полным знанием дела, доложил о состоянии работ, рассказал о происшедшем переломе в отношении к заказу со стороны руководства завода и выразил уверенность в скорейшем завершении поставок. Гроза миновала.
А на Московском заводе САМ по мере того, как задействовалось больше устройств, стала проявляться, как стали говорить, «технологическая болезнь": микротрещины. Такой болезни в Пензе не было. Уже шла комплексная наладка первой машины комплекса, а нам пришлось дежурить на машине и постепенно «отлавливать» дефектные модули. В ферритовой памяти отказы случались в модулях усилителей считывания М-3. Простукивание ячеек, проверка работы при изменении питающих напряжений или координатных токов практически не помогали. Более действенным оказалась регистрация адресов ячеек, где обнаруживались ошибки. Мы стали сопоставлять эти адреса с адресами, обслуживаемыми модулем М-3: с помощью такой локализации удалось эффективно бороться с грозным «недугом". Наши поездки стали более редкими. Теперь на 14 модулях У-451В ежемесячно отмечался всего 1 отказ, а то и не было совсем. Позже мне стало известно, что до этой «болезни» по неосторожности наладчика произошла авария: на цепи питания модуля памяти попало высокое напряжение. Я думаю, что именно это было причиной отказов модулей. Подобная авария на устройстве У-725 сопровождалось такими же отказами. Видимо, и наладчик, и его начальник В.Ф. Щипанов побоялись признаться, и появилось объяснение отказов – «микротрещины». На заводе в изготовлении модулей перешли на фольгированный гетинакс, чтобы устранить «технологическую болезнь» модулей. Как говорят, «Нет худа без добра».
По договоренности с Рамеевым сотрудники НИИАА модернизировали нашу документацию на устройство У-450 и изготовили два ферритовых модуля У-450Г. Ведущий разработчик Алексей Холедов добавил в модуль вторую группу выходных шин данных. Теперь в модуле стало по две группы входных, и по две группы выходных шин данных. В модуле было уже до четырех групп входных адресных шин. Таким образом, появилась возможность загружать или читать модули У-450Г даже при работе процессора с модулями У-451В, что было крайне важно для обеспечения дублирования вычислительного процесса.
На Пензенском заводе ВЭМ производство машин «Урал", включая наши модули ферритовой памяти, велось словно по «накатанной дорожке". Вопросов было немного, и они решались спокойно, без конфронтации. К сожалению, объем работ нарастал очень медленно. Главный инженер завода соглашался увеличить выпуск машин лишь после положительных результатов междуведомственных испытаний «Уралов».
Указом Президиума ВС СССР №5400-IV от 27.07.1966 года я был награждён медалью «За трудовое отличие» с уточняющей формулировкой: «За успешное выполнение плана 1959-1964 гг. и создание новой техники". Среди награждённых Б.И. Рамеев, А. Невский. Высшую награду получил неизвестный мне наладчик завода ВЭМ. Это последнее вызвало у меня недоумение: как же можно работать лучше и продуктивнее нас, что удостаивают такой награды не Главного конструктора, не ведущих разработчиков, неоспоримых творцов новой техники? Именно в эти годы были созданы передовые по тому времени ЭВМ «Урал-2» и «Урал-4», а также комплекс полупроводниковых элементов «Урал-10» и наши первенцы транзисторизации БНФ-1, У-450, У-725. После торжественной части ко мне подошёл Башир Искандарович и сказал: «Не огорчайтесь, Геннадий, Ваши главные награды - ещё впереди".
В 1965 году мне удалось воплотить на Астраханском заводе «Прогресс» свой замысел: там стали изготавливать наши кубы памяти КФТ-7, а потом и КФТ-10.
Никто в то время в Союзе не выпускал стенды, которые позволяли бы проверять и испытывать разнотипные матрицы для ферритовых накопителей: такие задачи даже не формулировались. Я не помню также, чтобы кто-либо тогда имел на заводах стенды, позволявшие проверять работоспособность ферритовых кубов. Так что приобрести «на стороне» такие стенды было невозможно, а действовавшие нормали обязывали разработчика проектируемого изделия готовить, по меньшей мере, полную конструкторскую документацию для производства всей нестандартной контрольно-измерительной аппаратуры или передавать необходимые образцы с эксплуатационными документами. Хотя предполагалось, что заводские конструкторские бюро должны подключаться к созданию стендовой аппаратуры, разработка упомянутых стендов в силу технической сложности, сжатых сроков и предполагаемой большой привязки решений к схемотехнике МОЗУ оставались уделом самого разработчика ферритовых модулей памяти. У нас основные участники таких работ - Геннадий Нефедов, Иван Шульпин, Александр Беляев, Анатолий Гневшев и Юрий Филатов.
Юрий Филатов
Стенд проверки матриц У-712 мы реализовывали по схеме одноразрядного накопителя с определёнными доработками: проверка областей устойчивой работы матриц, судя по нашему опыту, была надёжной предпосылкой требуемой работоспособности матриц в кубе. Естественно, что мы использовали набор тестов, наиболее полно характеризующих работу матриц: увеличенный объём проверки оправдает себя. Проверка матриц велась при строго выдерживаемой температуре.
Вводимая нами автоматизация повышала производительность проверки. Критерии годности матрицы мы, электрики, устанавливали с использованием статистического распределения контролируемых параметров.
Нами разработано и устройство контроля работоспособности ферритовых кубов КФТ-7 и КФТ-7В (У-715). С нашей помощью Астраханский завод оснастили такими стендами. В 1965 г. на Астраханском заводе «Прогресс» успешно велось серийное производство наших ферритовых кубов КФТ-7, включая матрицы МЭ-4. Необходимые для контроля кубов и матриц устройства У-715 и У-711, нашей разработки, завод получил из Пензы и освоил.
По заданию Рамеева я с Виктором Черновым совершил инспекционную поездку к заводчанам. Астрахань встретила нас 39-градусной жарой. В цехах, где кондиционеры поддерживали температуру 25 градусов, было ощущение пронизывающего неприятного холода. Местные инженеры Петр Липатов, Николай Керенцев, Александр Свинцов и другие, как и их руководители, оказались более энергичными работниками, чем в Кузнецке, лучше технически подготовленными, заинтересованными в получении заказов на продукцию с повышенной технической сложностью. Наши изделия попали в хорошие заводские руки. Связь между сотрудниками наших предприятий стала крепнуть с каждым новым изделием, с каждым годом. И это не могло не радовать нас.
В 1966 году по решению Рамеева у нас завершался выпуск документации на машину «Урал-14Д» и на машины в экспортном исполнении. Мы работали старательно не ради прибавки к зарплате. Понимали и мы, разработчики, и наши руководители, что планы работы отражали скорее желательные сроки, но никогда не были глубоко просчитаны и потому оставались, во многих случаях, нереальными. А это порождало определённое отношение: работай, как надо для дела, и не переживай при невыполнении формальных планов. Как-то Башир Искандарович в пору моих больших успехов по первому накопителю сказал: «Планы у нас выполняет Женечка Наумова (в ту пору начальник планового отдела), а не Вы". И вот, многие годы спустя, моё подразделение не представило в срок некую текстовую документацию. Это было обнаружено на совещании у директора в присутствии Башира Искандаровича, а затем последовало единственное в моей жизни снижение квартальной премии на 10 процентов. Я не стал протестовать, но отказался получать всю выписанную мне премию: начальники молчали, словно не знали об этом, а главный бухгалтер многократно просила меня получить деньги, чтобы не портилась её отчетность. Лишь почти два года спустя я забрал эту «урезанную» премию: к этому времени руководство предприятия проявило такое внимание и так меня поддержало, что упорствовать дальше было бы просто бестактностью.
В конце 1967 года коллектив В. Г. Желнова закончил разработку по моему техническому заданию, одобренному и дополненному координационной группой Главка, автомата сортировки сердечников по методу непосредственных измерений (У-705).
Сердечники С-1 (новое наименование М1,75ВТ1 К1,2х0,8х0,4) проверялись при минимальном токе переключения 480 мА, максимальном токе - 515 мА и максимальном токе разрушения 260 мА. Сортировка на 6 групп по амплитуде считанного сигнала. Проверялось время переключения и время максимума этого сигнала. Контролировался коэффициент устойчивости.
Впервые мы получили автомат такой, какой я хотел иметь для производственной сортировки. Один из первых образцов был передан в наш отдел.
Производительность возросла в 6 раз, выход годных в 2-3 раза. Это не могло не сказаться на цене наших запоминающих сердечников.
Как новый метод, так и техническое исполнение автомата оказались очень эффективными. За последующие 7 лет по заказам заводов-изготовителей ферритов Пензенским заводом САМ было изготовлено 160 автоматов. Никакие другие разработчики автоматов уже не могли конкурировать с разработчиками В.Г. Желнова. Они стали признанными лидерами в стране в сфере разработок таких автоматов.
Из книги «Ферритовая память ЭВМ “Урал”». Пенза, 2006 г.
Перепечатываются с разрешения автора.
