Выдающийся учёный, учитель, музыкант

к 100-летию Льва Матвеевича Финка

В.И. Коржик, М.Я. Лесман, Ю.Б. Окунев

10 февраля 2010 г. исполнилось 100 лет со дня рождения выдающегося учёного и педагога Льва Матвеевича Финка. Трудно перечислить все его заслуги перед государством и мировым научным сообществом. Доктор технических наук, профессор, лауреат Государственной Премии, которой он был удостоен в годы войны, участвуя в разработке радиотехнических средств, эффективно использовавшихся в антигитлеровской пропаганде.

Однако помимо официальных регалий Льва Матвеевича, значительно большее значение для всех его многочисленных учеников и последователей имеет школа профессора Финка. Причём это далеко не формальное понятие, а школа «по духу», к которой принадлежат учёные, исследователи и инженеры на многих континентах, лично знавшие своего учителя или работавшие с его учениками, или с учениками его учеников и поддерживающие этот «дух».

В США установлен памятник С. Морзе, который очень давно изобрел «код Морзе». Может, и стоит пожалеть, что не установлен памятник Л.М. Финку и Д.В. Хагельбергеру как изобретателям кода Финка-Хагельбергера, но для памятников, увековечивающих все изобретения Льва Матвеевича, бронзы бы, наверное, не хватило. Разработка методов оптимального некогерентного и разнесенного приёма, объединение процедур демодуляции и декодирования, определения оптимальных кодов по энергетическому критерию – вот далеко не полный перечень научных результатов, которые получил профессор Финк. Все эти методы, казавшиеся в середине прошлого века сугубо теоретическими, сегодня, можно сказать, «вставлены» в мобильные телефоны, в различные модемы и кодеки. Трудно поверить, но в 50-х гг. прошлого века Льву Матвеевичу (сразу же вслед за академиком В.А. Котельниковым) приходилось доказывать, что методы приёма цифровых сигналов по критерию максимального вероятностного правдоподобия, имеют не только теоретическое, но и важное практическое значение.

К сожалению, не все научные достижения Льва Матвеевича стали в то время известными за рубежом, ведь профессор Финк был «невыездным» и, несмотря на многочисленные приглашения иностранных коллег, не мог посещать зарубежные конференции или печататься в иностранных журналах.

Что же касается отечественных конференций, причём самого разного масштаба, от всесоюзных до областных, то профессор Финк всегда был их активным участником как автор многих докладов, руководитель секций и член программных комитетов. В этой среде само слово «Финк» заменяло все регалии и открывало путь в науку многим его ученикам.

В числе многочисленных профессиональных занятий профессора Финка было и членство в редколлегиях различных журналов, рецензирование статей, оппонирование диссертаций, научное руководство адъюнктами и аспирантами.

Лев Матвеевич почти никогда не отказывал в помощи начинающим учёным, но когда приходилось отстаивать принципиальные вопросы, он становился непреклонным и ни при каких обстоятельствах не сдавал своих позиций в угоду конъюнктурным интересам.

Хочется отметить и педагогический талант профессора Финка, и не столько, может быть, в жанре чтения лекций, сколько при написании учебников и монографий, которые, с одной стороны были достаточно строгими, а с другой – понятными десяткам тысяч (и это не гипербола, ибо таковы тогда были тиражи издаваемых им книг) инженеров и учёных. Первый в мире учебник по общей теории связи был написан Л.М. Финком именно в бытность его преподавателем Военной академии связи, которой он посвятил около 30 лет своей педагогической и исследовательской деятельности. Здесь им впервые был поставлен и прочитан курс по радиоразведке и созданию радиопомех. Сотни военных инженеров-связистов и десятки кандидатов и докторов наук были подготовлены под его руководством в этом учебном заведении. В те времена на одной из кафедр академии бытовал такой каламбур: «На чём держится кафедра? На Финке, пинге и понге.. » (в коридоре кафедры играли в пинг-понг).

В 1970 г. Лев Матвеевич уходит в отставку и начинает работать профессором кафедры «Теоретических основ связи и радиотехники» Ленинградского электротехнического института связи (ЛЭИС), продолжая активную преподавательскую и научную деятельность. Огромную работу выполнял Лев Матвеевич, консультируя своих учеников, соискателей учёных степеней и авторов научных книг и статей. Причём, когда кто-то приходил к нему с вопросом, он почти никогда не отсылал его к литературе (теперь бы к Интернету), а брал бумагу и пытался тут же решить предложенную ему задачу, или, хотя бы, наметить пути её решения. Лев Матвеевич обладал уникальным даром излагать ясно и конструктивно даже самые сложные вопросы.

«Если задача трудная, — говорил Лев Матвеевич, – то надо о ней много думать». «Думание» было важнейшей функцией его существования. Думать, когда прогуливаешься по коридору между лекциями, думать, когда идёшь с работы домой, когда обедаешь, думать во сне, когда бреешься и даже когда играешь на пианино (так, кстати, он изобрёл код, названный впоследствии кодом Финка-Хагельбергера).

Вместе с тем, Лев Матвеевич не был узко ограниченным специалистом, который не интересуется ни чем, кроме своей профессиональной деятельности. Он был человеком большой культуры. Лично знал Д.Д. Шостаковича и И.И. Соллертинского, учился в консерватории, сочинил концерт для фортепьяно с оркестром. Всю жизнь Лев Матвеевич сохранял любовь к музыке, прекрасно играл на фортепьяно, разряжая иногда слишком скучную атмосферу свободного времени на различных научных конференциях. Он самостоятельно научился читать и переводить с пяти иностранных языков и, когда К.Э. Шеннон приехал в СССР и читал лекцию в ЛЭИСе, то только профессор Финк смог экспромтом заменить профессиональную переводчицу и синхронно переводить весьма непонятные идеи выдающегося американского учёного. Лев Матвеевич был большим знатоком классической художественной литературы, но не чуждался и детективов. (Так, если по TV шел детективный фильм, то его ученики старались в это время не беспокоить своего учителя телефонными звонками.)

Вспоминая годы работы Л.М. Финка в Лаборатории передачи дискретной информации (ЛПДИ), можно сказать, что её сотрудникам сильно повезло. Под его руководством была разработана совместно с Всесоюзным научно-исследовательским институтом радиовещательного приёма и акустики имени А.С. Попова (ВНИИРПА) первая европейская система цифрового радиовещания. Присутствие Льва Матвеевича в лаборатории было для нас – тогда ещё сравнительно молодых людей – неким моральным стимулом и научным ориентиром. При нём каждый старался сделать больше и лучше, сверял свои научные результаты с его высочайшим авторитетом. Да, трудно в кратком повествовании описать жизнь и деятельность такого человека, каким был Лев Матвеевич. Наверное, это можно было бы сделать в специальной серии ЖЗЛ.

В современном высокотехнологичном мире, где теоретические результаты прошлых лет давно уже реализованы на практике, а современная теория связи ушла ещё в более, чем это было раньше, глубокие «дебри» математики, невозможно искренне утверждать, что при отсутствии результатов, полученных Финком, что-то из современной телекоммуникационной техники пропало бы. Наверное, кто-то другой, рано или поздно, придумал бы подобные вещи. (Впрочем, то же самое можно сказать даже о великом А. Эйнштейне... ). На эту вечную тему о бренности результатов учёного выдающийся английский историк П. Джонсон писал: «... концептуальные открытия разума представляются нам очевидными и неизбежными, когда они уже сделаны, но необходимо присутствие гения, чтобы сформулировать их в первый раз». Л.М. Финк обладал первопроходческим даром формулировать концептуальные положения теории передачи информации, и трудно оценить, как бы выглядела современная техника связи без его научной школы. Тем не менее, можно уверенно свидетельствовать, что книги Льва Матвеевича, написанные еще в 50—70-х гг. прошлого века, до сих пор используются учёными и инженерами – поразительное долгожительство для технической литературы.

Эстафета глубокого, заинтересованного и ответственного отношения к научным исследованиям и обучению молодых инженеров, которую Лев Матвеевич передал своим ученикам и последователям, не затерялась даже в суете наших «рыночных» дней. Может быть, иногда даже незримо, несмотря на отвлекающее могущество денег, она будет и дальше передаваться следующим поколениям. Как сказал когда-то Э. Резерфорд о молодых учёных: «Bread, butter but no jam!» («Хлеб с маслом, но без джема!»).

Пока же существует ещё память о Льве Матвеевиче Финке не только «на генетическом уровне», но и явно в сознании его научных «детей, внуков и правнуков» – это ли не лучший памятник нашему замечательному Учителю!

Стать опубликована в журнале «ЭЛЕКТРОСВЯЗЬ», № 2, 2010, с. 62—63.
Помещена в музее 20.05.2011, с разрешения редакции.