Связь для Ставки Верховного Главнокомандующего
История развития электросвязи

Связь для Ставки Верховного Главнокомандующего

Великий праздник Победы отмечается и за рубежами нашей Родины. В Америке недавно вышел сборник воспоминаний наших бывших соотечественников, участников Великой Отечественной войны. В нем есть и материал Г. Б. Давыдова, который мы предлагаем вашему вниманию. До отъезда в 1996 г. в США Г. Б. Давыдов работал в НИИ связи, совмещая эту деятельность с преподаванием в МЭИС. Он доктор технических наук, автор трех монографий и более 100 научных работ.

Моя военная и гражданская профессия – связист, специалист по дальней связи. На войне связь играет огромную роль. Военных связистов выпускала Военная академия связи в Ленинграде. Для того, чтобы готовить связистов, обеспечивающих дальнюю связь и умеющих работать в военных условиях, был создан второй вуз – Инженерно-техническая академия связи. В эту академию я поступил осенью 1933 г. Нас зачислили в армию, взяли на довольствие, учили как и в других институтах связи, но с военным уклоном, с изучением военной техники и методов ее применения в условиях войны. Командный состав этой академии был очень квалифицированным. Преподаватели были отличные. В 1938 г. академию расформировали. Всех студентов перевели в Московский электротехнический институт связи, и мы заканчивали его уже штатскими людьми, но всем присвоили воинские звания. Я получил звание "воентехник 1-го ранга", это три кубика в петлицах, что соответствовало званию "старший лейтенант".

Еще до защиты диплома я начал работать в Центральном НИИ связи в Москве, в котором незадолго до этого была создана лаборатория по разработке новейшей 12-канальной системы дальней связи по воздушным линиям. Американцы такую систему разработали в 1936 г. В этом же году в ЦНИИС пришел талантливый инженер и хороший организатор Марк Поляк. Он собрал коллектив молодых, способных людей, чтобы создать эту систему у нас в России. До этого самая большая наша система была трехканальной. Новую систему мы разрабатывали совместно с Ленинградским заводом дальней связи и создали ее к началу 1941 г. Весной этого же года ее установили между Москвой и Ленинградом. Две конечные станции были в этих городах и три промежуточные – в Клину, Бологом и Малой Вишере.

25 мая 1941 г. М. Поляк вызвал меня и сказал:

– Надо ехать в Ленинград, руководить настройкой.

Я поехал, там все было установлено, но новую аппаратуру следовало опробовать и сдать в эксплуатацию. Мы наметили сделать это в течение июля 1941 г. Утром 22 июня мне позвонил М. Поляк и сказал:

– Кончай настройку, сдавай в эксплуатацию!

– Почему?

– Надо!

Так я узнал, что началась война. 20 июля М. Поляк вызвал меня в Москву – нужно было уточнить некоторые технические вопросы. Я приехал 21 июля, а 22 июля был первый налет немецкой авиации на столицу. Я жил в маленьком деревянном домике. Во время бомбежки всех направили в бомбоубежище, в подвал трехэтажного дома. Туда пришел комендант и скомандовал всем мужчинам подняться на крышу: немцы сбрасывали зажигательные бомбы, дом мог загореться. В бомбоубежище было несколько мужчин, и мы вылезли на крышу. Зрелище было феерическое: прожекторы старались захватить немецкие самолеты, зенитные пулеметы стреляли трассирующими пулями. Над нами пролетел самолет и сбросил несколько "зажигалок". Мы надели брезентовые рукавицы и сбросили бомбы на землю. Одна из них попала в плечо стоящему рядом парню и стала выжигать рану. Мы спустили его вниз и отправили в институт Склифосовского. Бомбы обезвредили, дом спасли.

Я опять уехал в Ленинград, если не последним, то уж точно предпоследним поездом. Там наша аппаратура была установлена на междугородной телефонной станции, невдалеке от Московского вокзала. До конца августа было спокойно. В конце августа связь стала пропадать. Немцы разрушали ее, чтобы Ленинград не мог сообщаться с внешним миром. Воздушные тревоги объявлялись часто, но массированных налетов не было. В ночь с 6 на 7 сентября немцы совершили большой налет и сожгли Бадаевские склады с продовольствием. Я сам видел эти столбы черного и белого дыма – горели сахар и мука. А потом связь совсем прервалась, началась блокада. Меня призвали в отдельный 376-й батальон связи. В начале войны при Наркомате связи было организовано Военно-восстановительное управление, оно создало такие батальоны, которые восстанавливали линии связи и аппаратуру.

Командующий Калининским фронтом маршал И. С. Конев разговаривает со Ставкой по ВЧ

Командующий Калининским фронтом маршал И. С. Конев разговаривает со Ставкой по ВЧ

Штаб нашего батальона находился на ул. Марата, подразделения были разбросаны по всему городу. Поскольку мы находились не на фронте, то получали те же самые пайки, что и гражданское население. Когда начался голод, и у нас было такое же убогое снабжение.

Во время воздушных тревог все уходили в бомбоубежище. Однажды, когда мы были там, раздался грохот – бомба попала в соседний дом. Это была "наша" бомба.

Немцы метили в нас. Почему я так думаю? После тревоги один из наших солдат был на чердаке и увидел короткий провод, который шел по дымовой трубе и входил в нее. Когда он рассказал об этом, мы пошли посмотреть. В дымовой трубе висела электрическая лампочка большой мощности, которая была очень хорошо видна сверху, с самолета. Значит, кто-то из предателей указал немцам, что надо бомбить именно этот важный стратегический объект. Было решено перевести нашу аппаратуру в более безопасное место. Мы разместили аппаратуру в подвале на улице Росси и стали ждать, когда нам дадут возможность связаться с Москвой. Ожидания были напрасными. 22 ноября пришло распоряжение: аппаратуру упаковать и самолетом перевезти в Москву. Хоть мы уже заметно ослабли, но аппаратуру упаковали в ящики и погрузили на машину. В это время в Ленинграде еще функционировал один внутренний аэродром, на Черной речке. Нас там выгрузили, сказали, что за нами прилетит самолет и нас вместе с аппаратурой отправят в Москву. Со мной был еще один старший лейтенант, воентехник. Самолет действительно прилетел – тяжелый четырехмоторный бомбардировщик. Аппаратура стояла на краю аэродрома. Летчик подошел, увидел ее и предложил распилить ящики, так как они не могли поместиться в бомбовый отсек. Поскольку пилить аппаратуру никто не собирался, самолет улетел без нас.

Немцы вскоре обнаружили аэродром, начали его обстреливать, и он закрылся. Наши ящики так и остались стоять на краю поля. Мой товарищ сказал:

– Попробуем договориться со штабом Ленинградского фронта.

Он поехал в штаб фронта и доложил, что мы не можем выполнить распоряжение Ставки, что самолет не может взять нашу аппаратуру. А приказ отдан заместителем Верховного Главнокомандующего! Ему ответили:

– Вас скоро заберут. Надо подождать. Скоро откроется дорога через Ладожское озеро. Лед еще слабый. Через недельку мы вас отвезем на Большую землю. А пока ждите.

Между тем, немцы обстреливали аэродром. И мы со своими ящиками по-прежнему стояли на голом поле. Продуктов у нас было немного. Через несколько дней пришла колонна машин – шесть полуторок. Командир колонны сказал:

– Я прибыл, чтобы перевезти вас через озеро. Но лед еще слабый. Ваши тяжелые стойки мы не можем возить по две на одной машине, поэтому погрузим в каждую машину по стойке.

У него был маршрут проезда к озеру, и мы поехали. Ехали очень долго, проезжали через горящие деревни, чуть не заехали в Шлиссельбург, но, в общем, добрались. На берегу озера был пропускной пункт, стояла палатка, в которую нужно было вползать на животе. Дежурные проверили наши документы и сказали:

– Выедете на лед, увидите огонек – лампочку, прикрытую сверху колпачком. Доедете до этого огонечка, увидите следующий, и так дальше.

Лед был во многих местах разбит бомбами, прямой дороги не было, нужно было ехать по огонькам, чтобы проехать, не провалиться под лед. Расстояние – 32 км. По дороге уже шли люди: отряд учеников ФЗУ, многие семьи везли на саночках какое-то имущество. Так мы добрались до берега Большой земли. Это была станция Кабона. Здесь стояла какая-то воинская часть. Нас поставили на довольствие и сразу выдали всем по котелку гречневой каши. Я не стал много есть, т. к. знал, что большое количество еды после голода может принести вред. Это же посоветовал и другим – привыкать к пище понемногу.

На станции формировался состав для вывоза разных грузов. Нам дали товарный вагон, помогли загрузиться, и мы поехали по направлению к Вологде. Часов через 5 поезд остановился, машинист стал давать гудки. В небе кружил немецкий самолет, он облетел поезд и сбросил две бомбы. Они попали в соседние с нами вагоны. У нас в вагоне, кроме нашей, было много другой военной техники связи, которую машинами вывезли с ленинградских заводов, продолжавших работать. Я думаю, что немецкая разведка знала об этом, знал и немецкий летчик, т. к. метил он именно в наш вагон. Два дня мы стояли, пока нам не дали другой вагон, перегрузили туда аппаратуру, и мы снова поехали. В Вологде, согласно предписанию, я сдал свой груз областному управлению связи для отправки в Москву, а меня направили в Военно-восстановительное управление Наркомата связи. Там меня определили в состав 771-го батальона связи, который дислоцировался в Москве и занимался восстановлением линий связи между фронтами и Ставкой. В батальоне было несколько рот. Меня зачислили инженером во вторую роту, которой командовал тот самый М. Поляк, у которого я работал в НИИС. Инженерами, командирами взводов, начальником штаба и т. д. были все те люди, с кем я работал до войны. Были и прикомандированные монтажники, мы выезжали на места, ремонтировали, восстанавливали аппаратуру или ставили новое оборудование с тем, чтобы обеспечить высококачественную связь Москвы с фронтами.

Когда читаешь воспоминания военачальников о войне, часто встречаешь фразу: "…связались со Ставкой по ВЧ…". ВЧ – это высокочастотная связь, которую можно было обеспечить только хорошими каналами – они на концах засекречивались аппаратурой Ставки и фронтов. К засекречиванию мы отношения не имели, но обеспечивали качественные каналы, по которым командование могло разговаривать.

Аппаратуру, которую я привез из Ленинграда, оставили в Москве, а московский узел передали в Казань. Аппаратура обеспечивала 12-канальную связь Москвы с Казанью, осуществляла надежную связь с заводами, которые снабжали фронт танками, самолетами, орудиями, боеприпасами и находились на Урале и за Уралом. Эта связь работала еще очень долго, не менее 8 лет после войны.

В батальоне я был сначала инженером, потом командиром взвода, помощником командира роты по техчасти, командиром роты. А М. Поляка отправили в США, чтобы он подбирал там оборудование связи, которое передавалось в СССР по ленд-лизу, и пароходами переправлялось через северные морские порты и Иран к нам. Это была 12-канальная аппаратура – прототип той, что мы разрабатывали в НИИС. Наша рота и другие подразделения налаживали с ее помощью связь. Вся документация была на английском языке, приходилось им овладевать, чтобы обучать монтажников. 771-й батальон очень много сделал для того, чтобы обеспечить высококачественную связь Ставки с фронтами.

Линейных батальонов было намного больше. Они ставили столбы, натягивали провода. Кабелей у нас еще не было, кабельной аппаратуры тоже, все шло по проводам. В составе нашей роты и батальона были очень образованные и знающие люди, они решали сложные технические задачи – иногда под бомбежками, иногда без крыши над головой.

Хочу рассказать об одном уникальном эпизоде. Нужно было связаться с Закавказским фронтом. Немцы тогда выходили прямо на Каспий, были под Моздоком, и связь с Баку была прервана. Было решено обойти Каспийское море и выйти на Баку с юга, с территории Ирана. Связь тянули от Куйбышева, по левому берегу Волги до Астрахани, оттуда – на Гурьев, от Гурьева частично по имеющимся линиям связи, частично по вновь построенным, по территории Ирана огибали Каспийское море и через пограничный пункт Астара выходили на Баку. Это была очень серьезная техническая задача, но мы ее успешно решили.

Мое последнее военное задание – восстановить в полном объеме связь Москва-Минск. Это было в апреле 1945 г. Я был назначен начальником строительства, имел на руках предписание всем батальонам и всем организациям связи (за подписью зам. наркома связи), чтобы они оказывали мне содействие. Задание я выполнил. А в начале 1946 г. меня откомандировали в Берлин, в распоряжение советской военной администрации в Германии. Там я работал больше двух лет, но это было уже другое время и другие задачи.

Статья опубликована в журнале "Электросвязь: история и современность" №2, 2005 г., стр. 30.
Перепечатывается с разрешения редакции.