Николай Николаевич Говорун

Говорун Раиса Дмитриевна

Детство и война.

В жизни Николая Николаевича глубокий след оставила война. Она пришлась на тот период детства, когда подростки активно познают жизнь и осознают себя в ней. Небольшой домик Говорунов с участком совсем еще молодого сада начинал кварталы частных домов на окраине города Ворошиловска (ныне Алчевск). Напротив, через дорогу, стояла двухэтажная школа, в которой он учился. Впоследствии ее разбомбили. В ней расположился армейский штаб, когда линия фронта приблизилась к Донбассу. У штаба постоянно было много автомашин, и это обстоятельство стало причиной частых авианалетов. От бомбежек пострадали и близлежащие кварталы домов. Пролетая над школой, фашисты сбрасывали бомбы полосой, и они падали недалеко друг от друга. К дому Говорунов примыкал сарай, в котором были заготовлены на зиму пара тонн угля и съестные припасы. И одна из бомб попала в этот сарай, где и взорвалась, подняв на воздух весь уголь и разрушив примыкавшую к сараю стену дома.

Как и во всех других домах, у Говорунов на постое были солдаты, и двое из них во время налета находились в доме. Когда послышался свист бомб, Николай кинулся к двери на улицу, к траншее, в которой семья укрывалась во время обстрелов, но один из солдат кинулся к нему с криком: «Ложись!» и у самого входа в дом повалил его на землю, прикрыв собой. Если бы не он, Николай попал бы у сарая под взрыв. Его мама Мария Антоновна с младшим сыном на руках в это время хотела выбежать из комнаты к двери на улицу, но взрывная волна бросила ее в угол, где, к счастью, висела вешалка, полная одежды. Это спасло их от серьезных травм: упавшая одежда прикрыла их от камней, досок и осколков стекла. Следующая бомба упала поблизости в саду одного из соседей и... не взорвалась. Все окрестные ребята ходили потом туда смотреть на образовавшуюся дыру в земле. Поскольку наши войска отступили, эта бомба оставалась там весь период оккупации и была взорвана саперами по показаниям жителей уже после возвращения наших войск почти через полтора года.

Во время оккупации в доме Говорунов жили солдаты-итальянцы. Одному из них приглянулся шустрый, мастеровитый Николай. Солдат начал на ломаном русско-итальянско-немецком языке объяснять матери, что скоро он заберет его с собой в Италию, где он ему будет как брат. Стремительное наступление наших войск помешало осуществлению этой угрозы.

Фронтовая полоса сохранялась в сотне километров от Ворошиловска в течение почти двух лет, пока город переходил из рук в руки. Дети имели легкий доступ к разного рода взрывчатым веществам. Прямо на поле можно было найти брошенные или неразорвавшиеся снаряды; в плохо очищенных складах при отходе войск попадались гранаты, патроны, детонаторы, куски тола в ящиках. И все это вездесущие мальчишки пускали в ход – других игрушек у них не было. В компании сверстников Николай сам неоднократно разряжал снаряды и гранаты, полученный тол они использовали для своих взрывоопасных игр. Однажды в руках Николая в уже «выпотрошенной» гранате сработал взрыватель. К счастью, разрыв пришелся на наружную сторону и осколки полетели мимо, но один из них все же попал ему в ногу над коленом. Мать сама вытащила осколок щипцами и долго еще обрабатывала и перевязывала рану: больницы не работали, а в немецкий госпиталь обращаться было опасно. Шрам от этого осколка остался у Николая на всю жизнь. Судьба его тогда сберегала!

Когда я и Николай Николаевич были уже вместе, он постоянно покупал книги о Великой Отечественной войне, внимательно следил за выходом из печати многотомников о ней, мемуаров полководцев и военачальников: все они есть в нашей домашней библиотеке. И он не просто просматривал эти книги – все они внимательно прочитаны с картами-схемами в руках, взятыми из многотомников. Когда подрос сын, их можно было застать вместе за анализом хода той или иной операции. Собственно, эти книги и разбудили у сына интерес к чтению, которое поначалу шло со скрипом. Время от времени, когда семья неспешно собиралась за столом (в основном, в период праздников), дети осаждали его просьбами рассказать обо всем, что происходило с ним и его семьей во время войны. И слушали, затаив дыхание. А Николай Николаевич так и оставался до конца своей жизни «дитя войны». От нее он так и не сумел освободиться.

Начало.

Николай Николаевич закончил физический факультет МГУ на год раньше меня и был распределен инженером на завод (почтовый ящик) в городе Харькове. Я побывала в этом городе один раз – приехала в очередные зимние каникулы, приняв его предложение. Там в феврале 1954 г. был зарегистрирован наш брак. Для его регистрации требовался паспорт. Как оказалось, паспорта сотрудников хранились в специальном отделе завода, а вместо них выдавались удостоверения. Мы вместе пошли «выручать паспорт», но не тут-то было! Паспорт надо было заказывать заранее. А поскольку недавно Николай брал его для прописки в общежитии, его на месте еще не было. Но, покопавшись какое-то время в своих бумагах, инспектор паспорт нам все-таки выдала. В загсе возникло очередное затруднение – только что было введено в действие новое положение о двухнедельном испытательном сроке для будущих молодоженов, но, поняв наши проблемы, заведующая пообещала зарегистрировать нас через четыре дня, что и сделала.

Я уехала в Москву заканчивать учебу на биолого-почвенном факультете МГУ. Через пару месяцев у Николая была зафиксирована вспышка туберкулеза. Я начала оформлять его приезд на лечение в Москву в ЦТИ АМН СССР, где он ранее лечился. Потребовалось долгих десять месяцев пребывания в ЦТИ и лечения в санатории в Грузии. После выписки ему оформили справку для увольнения с завода по состоянию здоровья.

Хотя Николай пробыл на заводе недолго, очевидно, его работа там получала высокую оценку. Так, один из первых выполненных им расчетов для тепловоза ТЭ-2 с применением методов строительной механики лег в основу изданной в сборнике издательства «Машгиз» в 1957 г. статьи, которая и стала его первой научной публикацией. После увольнения он начал готовиться к поступлению в аспирантуру на кафедре математики физического факультета МГУ к Александру Андреевичу Самарскому, с которым они встречались и об этом договорились. Одновременно вечерами он работал в заочном Политехническом институте. Жили мы в это время вблизи шлюза №9 канала Москва–Волга в деревне Нижние Мневники, которая, находясь уже в черте Москвы, административно оставалась в рамках Московской области. Там мы снимали комнату в частном доме и смогли временно прописаться. После поступления в аспирантуру в 1955 г. Николай переехал в Дом студентов МГУ. Я тоже поступила в аспирантуру в своем институте и жила поблизости в общежитии аспирантов Академии наук СССР.

Проблема, над которой Николай Николаевич работал в аспирантуре, относилась к теории антенн. Она потребовала новых подходов к ее решению, большого объема вычислительных работ. В это время в МГУ находилась на стадии отладки и запуска ЭВМ «Стрела», и Николай Николаевич начал активно ее осваивать для своих вычислительных задач. ЭВМ не имела математического обеспечения, и решение задач и их программирование велось еще в кодах машины. Это требовало набивки огромного числа перфокарт, посему было трудно вылавливать ошибки, возникающие в ходе решения задач из-за сбоев при перфорировании. Для облегчения ситуации каждый вечер после моего возвращения из лаборатории мы до поздней ночи проверяли перфокарты: он по трафарету считывал набитые на них числа, а я проверяла их по листам-стандартам, где эти числа были записаны при составлении программы. Эта рутинная работа оказывалась очень полезной для вылавливания ошибок и быстрого просчета разных вариантов задачи.

Помню незабываемое впечатление, оставшееся у меня от посещения ЭВМ «Стрела», одной из первых действующих в то время в стране вычислительных машин. Во время ночной смены, которой руководил Р. Джабар-Заде, меня ввели в зал, где была установлена ЭВМ, показавшийся мне в полутьме огромным... Свет был погашен, и только в дальнем углу горела неяркая лампа. Из полумрака выступали лишь контуры стены-аппаратуры самой ЭВМ. Вся стена светилась многочисленными быстро мигающими, бегающими огоньками-светлячками работающих радиоламп. Осталось впечатление чего-то неземного, пришедшего из фантастических рассказов о полетах в космос. А мужчины были полны гордости, что эта «сказочная» машина повинуется им. Тогда Николай Николаевич и не подозревал, что работа на этой ЭВМ была только первым шагом на пути к делу его жизни, которое реализовалось потом в создании Лаборатории вычислительной техники и автоматизации, формировании большого коллектива специалистов широкого профиля из математиков и инженеров.

К окончанию аспирантуры поставленная перед Николаем задача была решена и диссертация вчерне написана. У Николая Николаевича был корявый, трудночитаемый почерк, и машинистки отказывались принимать его тексты. Я сумела довольно быстро освоиться с ним. Мы купили по случаю очень старую пишущую машинку «Ремингтонъ» (она цела до сих пор), я научилась работать на ней и печатала и перепечатывала его тексты по мере их написания, вписывая от руки многочисленные математические формулы. Потом искусством понимать его почерк успешно овладели секретари лаборатории А. Н. Графова, В. С. Конская, Т. Н. Либерман, и я почти полностью освободилась от этой работы, хотя мы приобрели хорошую новую пишущую машинку.

По окончании аспирантуры Николай Николаевич был направлен в Объединенный институт ядерных исследований, где начал работать в Лаборатории теоретической физики, возглавляемой академиком Н. Н. Боголюбовым. Так осенью 1958 г. мы оказались в Дубне. И на этом закончился период нашей жизни, полный кардинальных решений, беспокойства, тревог и бытовой неустроенности.

Учеба и учителя.

Николай Николаевич был благодарным учеником и никогда не забывал своих учителей. Учился он всегда очень хорошо. После оккупации, когда возобновились занятия в школах, сверстники Николая вернулись в те классы, в которых их застала война, а он принял решение не терять учебного года и пошел в следующий класс, хотя первое время ему приходилось трудно. Гороно позволило ученикам сделать самостоятельный выбор, и Николай этим воспользовался. Но в то время было введено разделение школ на мужские и женские, а в мужских школах такого класса не оказалось, и его зачислили в женскую школу №3, которую он и закончил.

Впоследствии Николаю Николаевичу тоже пришлось работать в женских коллективах, и мы не раз подшучивали над ним по этому поводу. Ведь в ЛТФ у него была группа из восьми женщин, а в созданной впоследствии Лаборатории вычислительной техники и автоматизации основную часть математиков, которыми он руководил, также составляли женщины. И к своим коллегам-сотрудницам он неизменно относился с глубоким уважением.

В нашем альбоме сохранилась небольшая фотография женщины с детьми, на обороте которой рукой Николая еще в 1948 г. написано, что это самая человечная из педагогов – учительница по русской литературе.

Теплая дружба сохранилась у него на всю жизнь с учителем химии Петром Алексеевичем Григорьевым, который сыграл в его судьбе важнейшую роль. Химия помогала ответить на вопросы, которые возникали у Николая в связи с «взрывными работами», в ней школьники искали ответы на вопросы, связанные с проведенными к этому времени взрывами атомных бомб, и многие другие. Петр Алексеевич стремился по максимуму удовлетворять любознательность своего ученика. В итоге в школе Николай все свободное от занятий время проводил в кабинете химии, Петр Алексеевич доверил ему ключи от кабинета и разрешил там работать сверх всех учебных планов. Интерес Николая отчетливо простирался на смежные области химии и физики, и однажды в 10-м классе Петр Алексеевич посоветовал ему ехать в Москву и поступать на физический факультет МГУ – там он сможет найти ответы на все свои вопросы. Николай так и сделал. С Петром Алексеевичем мы переписывались до конца его жизни, бывали у него в гостях, он несколько раз приезжал к нам в Дубну. Бывал у нас в Дубне и учитель математики, бывший одновременно и директором школы, Александр Кузьмич Кутепов.

В Алчевском историческом музее стараются сохранить память о своих выдающихся земляках. Я получила несколько писем из этого музея, где намечено создать экспозицию о Н. Н. Говоруне, с просьбой поделиться какими-либо материалами и документами, а также городскую газету с обращением сотрудников музея к горожанам, которые в те давние времена общались с Н. Н. Говоруном, П. А. Григорьевым и А. К. Кутеповым и могут поделиться своими воспоминаниями. В недалеком будущем экспозиция в музее должна состояться и память о Николае Николаевиче останется в городе его юности...

На третьем курсе МГУ в жизнь Николая навсегда вошли Андрей Николаевич Тихонов и Александр Андреевич Самарский. Александр Андреевич отдифференцировал его среди других студентов и привел на кафедру математики, которой руководил тогда еще член-корреспондент, а впоследствии академик А. Н. Тихонов. Сотрудники кафедры тепло приняли Николая, заинтересовали его задачами математической физики, и он навсегда сохранил тесную связь со всеми специалистами этой кафедры и подружился со многими из них. Когда в МГУ был создан факультет вычислительной математики и кибернетики, его декан А. Н. Тихонов запланировал для Николая Николаевича кафедру на этом факультете, но вышедший в то время в стране запрет на совместительство в разных городах не позволил реализоваться этой задумке, так как Николай Николаевич не мог оставить свое любимое детище – ЛВТА.

Бывая в Москве, Николай Николаевич старался выделить время и навестить своих учителей. Я вместе с ним тоже не раз бывала у них. Когда в ЛВТА проходили конференции, они всегда навещали нас дома в Дубне, где я старалась угостить их вкусным обедом или ужином.

Когда Николай Николаевич заболел, Александр Андреевич Самарский, пытаясь ему помочь, делал все возможное. Он приезжал к нему в больницу, общался с оперирующим хирургом, с врачами других специальностей в разных медицинских институтах в поисках путей его спасения. Но путей для излечения уже не было. Учителям тоже тяжело терять своих учеников.

Его интересы. Походы.

Круг интересов Николая Николаевича был необычайно широким. Это и любовь к музыке, и увлечение фотографированием, и радиолюбительство (еще со школьных лет). После переезда в Дубну сюда добавились лодочные походы, а с покупкой автомашины – автомобильные маршруты, причем и те и другие сочетались с походами за грибами и ягодами. Он был азартным грибником. Отдал он дань и туристическим походам – как пешеходным, так и лодочным. И все он делал с таким азартом и интересом, что невольно заражал ими своих родных, друзей и знакомых.

Отпуска он предпочитал проводить в поездках и походах по стране. Мы прошли маршрутами по Крыму, Кавказу, Северному Уралу, проплыли на лодке по рукавам и протокам Южной Волги у Северного Каспия, проехали по Золотому кольцу России. Ярким событием в нашей памяти остался и поход по реке Созь, притоку Волги, когда кавалькада из трех лодок, на которых были семьи сотрудников с детьми, пробралась к Великим озерам, преодолевая на этом пути перекаты, мели, запруды. Из этого похода все возвратились с большими корзинами брусники, а его фотоколлекция пополнилась многими цветными слайдами и фотографиями.

Фотографирование.

Этим делом он увлекся еще школьником, когда сразу после войны у него в распоряжении оказался громоздкий (с объективом на выдвигающемся складном мехе), устанавливаемый на треноге аппарат, кажется «Фотокор», от которого у нас до сих пор осталось несколько стеклянных негативов. Сам аппарат тоже сохранился, Николай Николаевич с ним не расстался. Каких-либо книг или руководств для фотолюбителей тогда не было, и его консультантом стал уже знакомый по этим заметкам учитель химии, заядлый фотолюбитель. Большинство небольшого размера фотографий школьных и студенческих лет сделаны на широкопленочном фотоаппарате его школьного друга Саши Яхно, они ласково называли этот аппарат «Леечкой». В аспирантуре Николай обзавелся уже хорошим аппаратом «ФЭД», фотоувеличителем и всем, что нужно для проявления пленок и печати фотографий. Эту работу он всегда делал сам. Позднее в его арсенале появились новые фотоаппараты, а затем и кинокамеры. Для обработки кинопленок он сконструировал специальный цилиндрический барабан из тонких деревянных реечек, чтобы наматывать пленку для просушки. Фотоаппараты с черно-белой и цветной (для слайдов) пленками всегда сопровождали его как в служебных поездках, так и во время походов, дома они были обычно заряжены и готовы к работе. Когда он печатал фотографии, я всегда ему помогала при их проявлении и фиксации.

Фотографировал он много, и самые разнообразные объекты: в нашем фотоархиве есть пейзажи, снимки животных, очень любил снимать в самых разных ситуациях детей, семью и родственников, друзей и знакомых, сохранял в фотопамяти все происходящие семейные и общественные события. Сейчас в нашем домашнем архиве лежат до тысячи слайдов, сотни пленок и фотографий. Но... поскольку он практически всегда фотографировал сам, его личных фотографий не так уж много. В основном они были выполнены и подарены ему Юрием Александровичем Тумановым. Именно они опубликованы в книгах, посвященных памяти Николая Николаевича, стали образцом для изготовления мемориальной доски, установленной у входа в Лабораторию вычислительной техники и автоматизации ОИЯИ, для барельефа на надгробии.

Музыка.

Еще один уголок души Николая Николаевича занимала музыка. Он с детства тянулся к ней, любил классическую музыку, мелодичные песни, обладал абсолютным музыкальным слухом. Семейный бюджет не позволял родителям заниматься музыкальным образованием детей, да они всерьез никогда и не думали об этом. Музыкальных инструментов в доме не было, но тем не менее Николай научился играть по слуху на мандолине, которая была в доме одного из его приятелей. В детстве он мечтал научиться играть на баяне.

После женитьбы быстро обнаружилось сходство наших вкусов, и во время учебы в аспирантуре мы позволяли себе устроить праздник для души: ходили на концерты в Московскую консерваторию, на оперу в музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко и изредка в Большой театр (купить в него билеты было трудно уже тогда). После переезда в Дубну такие вылазки становились все реже из-за большой загруженности Николая Николаевича работой. Но он, бывая в Москве, никогда не пропускал музыкальных отделов в магазинах, и в доме появились пластинки с операми Чайковского, Даргомыжского, многими песнями. Мы с удовольствием их слушали. Однажды он привез пластинку с Первым концертом для фортепиано с оркестром П. И. Чайковского в исполнении лауреата конкурса его имени Вана Клиберна. После его поездки в ЦЕРН в доме появились магнитофонные пленки с записями песен многих западных исполнителей. У него было желание записать на магнитофонных пленках нравившиеся ему песни. Он купил хороший для того времени магнитофон «Днепр» и постепенно записал несколько пленок. Возвратившись с работы, он включал магнитофон и под эти мелодии расслаблялся, ужинал. Тихие мелодии часто звучали и во время его работы дома.

Пластинки с музыкой он порой дарил нашим друзьям. Как-то из поездки в Америку он привез диск с песнями Фрэнка Синатры и подарил его Ларисе Элланской, неоднократно приезжавшей в ЛВТА из киевского Института кибернетики: у нее в тот период начались проблемы со здоровьем и ему хотелось подбодрить и поддержать ее.

Сразу по приезде в Дубну мы записались в очередь на покупку пианино, так как для нас не было вопроса, обучать ли детей музыке. Очередь подошла только через пять лет, как раз когда старшая дочь подросла для музыкальной школы. Наши дочери закончили ее, педагоги предлагали младшей, Лене, продолжить музыкальное образование. Она по этому пути не пошла, но во время учебы в МГУ постоянно занималась в студии фортепиано и даже участвовала в конкурсе непрофессиональных музыкантов в Нидерландах. В доме сына песни тоже звучат регулярно. Я сожалею, что сейчас лишилась возможности слушать эти мелодии, которые будят много воспоминаний: старая аппаратура вышла из строя, а новая для них не приспособлена.

Дети.

Особое место в душе Николая Николаевича занимали дети. В общении с ними он чувствовал себя совершенно свободно. Интересно то, что сами дети, как свои, так и их сверстники, когда он присоединялся к их «конструкторской деятельности», воспринимали его на равных. У Николая Николаевича был просто дар такого общения. Сам он вырос в многодетной семье и, будучи старшим, с детства опекал своих младших братьев. Как тогда, так и потом в нашем доме, где выросло трое детей, часто бывали их друзья и приятели, и кипучая «творческая деятельность» подрастающего поколения была привычной. Сейчас этот стиль жизни переняли уже наши внуки.

Николай Николаевич часто фотографировал детей, показывал им через проектор слайды. Из зарубежных поездок не раз привозил мультфильмы, которые многократно прокручивал к общему восторгу всей компании. Как-то, когда в школе на уроках физики начали изучать раздел по электричеству, он соорудил при активном участии детей электрофорную машину, использовав для этого элементарные подручные средства: деревянные детали детского конструктора, пустые катушки из-под ниток, медные проволочки, бельевую резинку, пару патефонных пластинок, на которые они наклеили полоски фольги, и т.п. Машина успешно работала, они ее с упоением крутили, заряжая довольно емкие конденсаторы, и с восторгом устраивали электрические разряды-молнии.

Летом на отдыхе он обучал детей (и взрослых тоже) скользить на водных лыжах за своей лодкой и часами катал по реке Дубне детскую компанию. Зимой обучал наших детей кататься на коньках и лыжах и вместе с ними в выходные дни потом уходил в длительные маршруты по окрестностям города. Наши дочери очень хотели на учиться ездить на лошади, и он нередко бывал с ними в конно-спортивной секции, появившейся в Дубне благодаря титаническим усилиям Тито Понтекорво. Старшая дочь Татьяна была одной из самых первых его учениц. Когда она выходила замуж, Титус сам отвез ее на запряженной лошадьми коляске с конным эскортом в загс на регистрацию брака. В период своего становления эта секция испытывала немалые трудности, так что родителям учеников приходилось участвовать и в заготовке кормов. Мы с Николаем Николаевичем тоже ездили в совхоз под Талдомом для заготовки сена и потом перегружали его на сеновал.

Николай Николаевич обладал талантом ненавязчиво помогать и контролировать занятия сына по физике и математике. Когда под росла младшая дочь, он изготовил для нее специальную таблицу где по вертикали были согласные, а по горизонтали гласные буквы а в квадраты они вписывали соответствующие слоги. Это помогало освоить слоговое чтение, и Лена быстро начала читать свои книжки Такого типа пособие он сделал потом и для таблицы умножения. Дети любили его безоглядно. Боль его потери осталась с ними навсегда.

Сколько помню, каждый год по весне у нас открывалась подготовительная кампания по поступлению в институты. К Николаю Николаевичу постоянно обращались родители выпускников, обеспокоенные подготовкой к экзаменам по физике и математике. Нередко по их просьбе он беседовал со школьниками, выясняя уровень их подготовленности и пробелы в знаниях, давал свои рекомендации снабжал нужными книгами, руководствами. Его стараниями в доме регулярно появлялись сборники задач для поступающих в вузы, за дачи отечественных и международных олимпиад. Иногда он решал сложные задачи, с которыми не справлялись ни школьники, ни их родители, объясняя все правила, необходимые для их решения.

В архиве Николая Николаевича есть большая папка с надписью «Школа». В ней собраны бумаги, касающиеся разрабатываемой им с сотрудниками программы компьютеризации школьного обучения какая-то толика переписки с разными инстанциями о необходимости введения в школах программ компьютерного обучения, там же – подготовленный проект программы такого обучения. С его благословения специалисты ЛВТА начали проводить занятия в школах города сначала факультативно, а в дальнейшем и по школьным программам. Обучали школьников программированию, информатике, вели усложненный курс математики. Дубна стала одним из самых первых городов, где в школах появились компьютеры, а потом и компьютерные классы и начала реализовываться программа компьютерного обучения школьников.

Детские проблемы были неизменно в поле зрения Николая Николаевича.

В дубненских школах жива память о Николае Николаевиче. С 1995 г. в лицее «Дубна» ежегодно проходит международная школа юных исследователей «Диалог» с проведением олимпиад по физике, математике и информатике. Победителям олимпиад по информатике в торжественной обстановке вручаются дипломы имени Н. Н. Говоруна.

Архив.

Я долго не могла собраться с духом, чтобы начать работать с деловым архивом Николая Николаевича. Когда, наконец, стала его разбирать и классифицировать, то скоро поняла, что в буднях жизни как-то не осознавала, какая нагрузка, какой объем дел и обязанностей лежали на нем. Тут были документы и бумаги, связанные не только и не столько с его работой в ЛВТА и ОИЯИ, но и по линии министерства, ГКНТ, связей с другими лабораториями ОИЯИ и институтами нашей страны и зарубежья; бумаги по его работе в партийных органах лаборатории, Института, города, обкома КПСС; по работе с профкомом, молодежными организациями и школами города; по АН СССР, где он либо возглавлял, либо работал в многочисленных комиссиях при президиуме, в ядерном, математическом отделениях, в отделении информатики и в бюро отделения; в редколлегиях нескольких специализированных научных журналов, как отечественных, так и зарубежных. К нему стекались и дела, связанные с избранием в академии наук разных республик, просьбы о рецензиях и заключениях по специализированным изданиям, по многочисленным кандидатским и докторским диссертациям. В архиве собралось множество писем от ученых из разных институтов Советского Союза и зарубежных стран. Из документов становилось ясно, что он постоянно держал в поле зрения не только служебные, но и бытовые дела своих сотрудников, старался оказать им помощь и содействие. В документах и бумагах отразились рост и развитие, вся история ЛВТА. И, конечно, уже не удивительно, что после обычно позднего возвращения домой его рабочий день продолжался до глубокой ночи, телефонные звонки были бесперебойными. Мне даже приходилось брать на себя секретарские обязанности, стараться как-то регулировать этот поток, чтобы дать ему возможность относительно спокойно поужинать и получить хоть небольшую передышку для этой работы, которая не имела ни праздников, ни выходных.

Конечно, это лишь мои общие наблюдения и впечатления, я не могла глубоко вникнуть и понять суть этих дел. Но когда В. П. Шириков приходил помогать мне разбирать архив и делал краткие аннотации писем из-за рубежа, то каждое из них вызывало отклик и рассказ о событиях и делах, которые были с ними связаны. Вероятно, теперь уже многие специалисты выполняют те работы, которые ему приходилось делать самому.

Говорун Раиса Дмитриевна, супруга Н. Н. Говоруна. Биолог, окончила биолого-почвенный факультет Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова в 1954 г. Кандидат биологических наук (1972). В ОИЯИ работает с 1981 г., старший научный сотрудник Отделения радиационных и радиобиологических исследований. Научные интересы: радиобиология клеток млекопитающих и человека; радиационная цитогенетика и мутагенез клеток млекопитающих и человека; биологическое действие ионизирующих излучений разного качества.